style="font-size:15px;"> «Разумеется, совершенно верно, – поспешил согласиться дискриминатор. – Будут дополнительные указания?»
«Да. Я хочу, чтобы завтра в полдень, в управлении Корпорации, собрались самые опытные гарвийские технисты. Потребуются их рекомендации, касающиеся производства и применения различных видов оружия».
«Будет сделано».
«На данный момент это все».
Этцвейн осмотрел помещения Сершанского дворца. Прислуга следила за ним с подозрением, недоуменно ворча. Элегантная роскошь залов и галерей превосходила любые потуги воображения бродячего музыканта. Взору его открывались сокровища, накопленные за тысячи лет – стеклянные колонны, инкрустированные серебряными геральдическими знаками и астрологическими символами, анфилады приемных и гостиных, бледно-голубых и темно-розовых, стены, сплошь сияющие витранными4 пейзажами, мебель и фарфор, доставшиеся от далеких предков, великолепные ковры из Массеаха и Кансума, ряды серебряных и золотых масок, искаженных гневом и злорадным торжеством – лучшие образцы из погребальных кладов, разграбленных отчаянными смельчаками на плоскогорьях внутреннего Караза.
«И мне, – думал Этцвейн, – мог бы принадлежать такой дворец! Абсурд! Гастель Этцвейн, невзначай порожденный скучающим бродячим музыкантом и рабыней, принимавшей путников в хижине на Аллее Рододендронов, отныне по иронии судьбы – признавая фактическое положение дел – Аноме, безликий, безымянный самодержец Шанта!»
Этцвейн разочарованно пожал плечами. В юности он знал нужду – каждый бережливо отложенный флорин составлял ничтожную часть выкупа, необходимого для освобождения матери из крепостного долга. А теперь в его распоряжении все сокровища Шанта! Поздно, поздно… ее они уже не спасут. И что, черт побери, делать с трупом в утренней гостиной?
Опустившись в кресло посреди библиотеки, Этцвейн погрузился в невеселые думы. Поступки Саджарано свидетельствовали о роковом помешательстве – человек, вынашивающий коварные замыслы, не стал бы вести себя столь опрометчиво. Почему они не могли откровенно объясниться? Даже с глупцом можно договориться, даже преступника можно запугать. Безнадежная ситуация! Саджарано не мог проводить сутки за сутками, лежа в наркотическом оцепенении – ему нужно же было когда-то есть и пить! А в любом другом состоянии он представлял смертельную опасность. Оставалось только оторвать ему голову.
Этцвейн скорчил гримасу. Как не хватало Ифнесса – всегда находчивого, всегда хладнокровного! Незаменимый Ифнесс вернулся на Землю. Но пригодились бы и любые другие союзники.
На кого можно было положиться? На маэстро Фролитца и «Розово-черно-лазурно-глубокозеленую банду»? Чепуха! Этцвейн немедленно отверг появившуюся было мысль. Кто еще? Дайстар, его отец. Второе, полузабытое имя всплыло из глубины памяти: Джерд Финнерак.
Обоих
Витран: уникальный, применявшийся только в Гарвии процесс изображения. Художник и подмастерья использовали миниатюрные палочки цветного стекла, длиной чуть больше шести миллиметров и диаметром около миллиметра; палочки эти наклеивались, одна за одной, на основу из притертого стекла. Законченная работа, подсвеченная снаружи, представляла собой пейзаж, портрет или орнаментальный узор, интенсивностью, живостью и внутренней силой цветовых сочетаний превосходивший любые образцы изобразительного искусства, изготовленные другими методами. Картина светилась тончайшими оттенками, позволяла различить мельчайшие детали и поражала глубиной перспективы. Создание даже небольшого витранного полотна требовало невероятных затрат труда и времени – на один квадратный метр основы наносилось шестьсот сорок пять тысяч стеклянных «мазков»!
