style="font-size:15px;"> I
1 января 1820 г.
Когда кто-то пишет книгу, это почти всегда делается с намерением, чтобы ее прочли до или после смерти автора. Но я пишу не книгу. Что же тогда? Просто дневник моей жизни. Для не слишком интересного рассказа об одних только событиях хватило бы нескольких листков бумаги; если же составлять историю моих взглядов и чувств, дневник моего сердца, то это дело более трудное, ведь чтобы нарисовать свой портрет, надо познать себя, и не в пятьдесят лет следовало бы начинать. Пожалуй, я стану говорить о прошлом и расскажу о своих молодых годах, отдельными фрагментами и без особого плана. Я не претендую на исповедь; но все же, хоть мне и претит предавать гласности свои ошибки, я хочу показать себя такой, какая я есть, какой была прежде.
Я никогда ничего не писала, кроме писем к тем, кого люблю. У меня нет ни особого порядка в мыслях, ни методичности. Память моя уже сильно ослабела. Воображение иногда заносит меня так далеко от предмета, которым я хотела бы заняться, что бывает трудно связать обратно нить повествования, разорванную этими блужданиями. Сердце мое еще так молодо, что мне приходится посмотреть на себя в зеркало, чтобы убедиться, что мне уже не двадцать лет. Воспользуемся же тем теплом, которое во мне еще остается и которое немощи возраста могут истребить в любой момент, чтобы поведать о некоторых обстоятельствах жизни бурной, но, возможно, гораздо менее омраченной событиями, ставшими известными публике, чем тайными горестями, в которых я давала отчет одному лишь Богу.
II
В самые ранние мои годы я была свидетелем всего такого, что должно было бы испортить мой разум, извратить сердце, развратить меня и уничтожить во мне всякое понятие о морали и религии. С десятилетнего возраста я присутствовала при беседах самых вольных, где высказывались самые безбожные принципы. Будучи воспитана в доме архиепископа, где повседневно нарушались все правила религии, я знала и видела, что религиозные догмы и доктрины преподаются мне не более серьезно, чем история или география.
Моя мать вышла замуж за Артура Диллона, которому приходилась кузиной по линии матери. Она воспитывалась с ним вместе и смотрела на него только как на брата. Она была прекрасна, как ангел, и ангельская ее доброта вызывала к ней всеобщую любовь. Мужчины ее обожали, и у женщин это не вызывало ревности. Кокетства в ней не было, но она, может быть, проявляла недостаточно сдержанности в отношениях с мужчинами, которые ей нравились и которых свет полагал влюбленными в нее.
Один из них в особенности проводил все время в доме моей бабки и моего дяди-архиепископа, где проживала моя мать. Он сопровождал нас и в деревню. Принц де Гемене, племянник печально знаменитого кардинала де Рогана, в глазах света считался, таким образом, любовником моей матери. Я не думаю, чтобы это было правдой, поскольку герцог де Лозен, герцог де Лианкур, граф де Сен-Бланкар бывали у нее с таким же постоянством. Граф Ферзен, которого называли любовником королевы Марии-Антуанетты,
