собрались белые офицеры в канун Нового года. Вроде мирная сцена. Если начало им не понравится, то конец вполне удовлетворит их. Хочу сразу предупредить: я не уверен, что нам позволят показать его, но мы будем бороться.
Случилось так, как предсказал главный режиссер ведущего театра. Минуло полгода, а цензура так и не дала «добро». Тогда Станиславский встретился с министром культуры Луначарским и попросил его помочь. Однако тот не мог отменить решения цензуры, а обратиться с этим вопросом к Сталину он не мог из-за страха пред вождем. Тогда он зашел в кабинет к Рыкову, который был вторым человеком после Сталина и получил добро. Такэта повесть под названием «Дни Турбиных» вышла на сцене Большого театра. Московская публика встретила ее восторженно, как глоток свежего воздуха. Вся интеллигенция потянулась в театр – билеты купить было сложно – а за ними и рабочий класс. Вся Москва только и говорила об этой пьесе. То была ностальгия о потерянной России, и словно они очутились в том «золотом» времени. И никто из них не обратил внимания на концовку, где герои – белогвардейцы смирились с новой властью. Когда занавес опускался, публика громко аплодировала и просила автора на сцену. Так родилась новая литературная звезда. Когда этот оглушительный успех дошел до Сталина и его окружения, те тоже решили посетить Большой театр.
Однако советская критика встретила эту пьесу враждебно, в штыки. Почти все главные газеты эту пьесу назвали белогвардейской, враждебной, а автора – скрытым врагом Советской власти. Такие обвинения были опасны, так как на этом основании чекисты могли завести уголовное дело на писателя. Однако Булгаков надеялся, что громкая слава спасет его от тюрьмы.
Когда Сталин со своими людьми в темно-зеленых кителях появился в ложе, все зрители стали поглядывать наверх. Затем раздались жидкие хлопки, но публика не поддержала их. Это задело нового вождя, и в груди вспыхнула злоба, а впрочем, он быстро успокоился, так как знал настроение интеллигенции. Сталин продолжал улыбаться, гладя свои пышные усы. В зале свет стал тусклым, зато сцена с декорацией – гостиная комнаты с дорогой мебелью и новогодней елкой – ярко осветилась. И по залу плыла классическая музыка.
Все смотрели пьесу затаив дыхание, лица зрителей светились, словно они сами очутились в той эпохе, хотя после госпереворота минуло всего девять лет. Сталин обратил на это внимание, сверху разглядывая лица людей, которые не любили его. И первым желанием было запретить пьесу. Но после раздумий вождь успокоился.
Когда на сцену опустились массивные бордовые шторы, публика с восторгом стала аплодировать. Актеры в красивой военной форме царской армии предстали пред зрителями. Между ними стоял счастливый седой Станиславский в пенсне. Было такое ощущение: всё это происходит в прежней России. Из зала стали кричать: «Автора! Автора!» Волнуясь, Булгаков вышел на сцену и стал с краю, но главный режиссер позвал его к себе. Сталин и его окружение тоже поднялись. Люди не хотели покидать зал, ведь на улице их ждала голодная Советская Россия. И тут Булгаков увидел улыбающегося
