остается неявленным, пряча себя в самом своем явлении»[1].
Как представляется, в деятельности Духа присутствует кенотическое самоуничижение; а его полное откровение ожидает своего исполнения в эсхатологическом собрании общины спасенных. К этому необходимо, конечно, добавить и ожидание полного преображения страдающего мира в мир нового творения Божьего, ибо дело Духа связано не только со спасением человечества. Дух носился над водами хаоса (Быт 1. 2) и участвует в немощах творения (Рим 8. 26; слово, переводимое как «воздыхания», происходит от того же латинского корня, что и «стон, мучения» твари в стихах 22–23). Тем семенем, из которого произрастает все новое творение, является Воскресение, и Рим 1.4 говорит нам, что Христос «поставлен Сыном Божиим в силе, по духу святости, в воскресении из мертвых».
Как представляется, прикровенный характер Духа отражается во многих современных христианских теоретических и практических примерах. За исключением харизматического движения многие верующие, как кажется, имеют лишь достаточно смутные представления о Святом Духе. Пятидесятница – это великий праздник, который привлекает, пожалуй, наименьшее внимание в Церкви; часто к нему относятся скорее просто как к «рождению Церкви», чем ко дню «излияния Духа».
Если так обстоит дело внутри общины верующих, то какую помощь может получить пневматология извне благодаря научному пониманию? Метод науки – наблюдать мир с одной-единственной перспективы, сфокусированной на физическом и биологическом аспектах, наука развивает свой дискурс в терминах раскрытия имперсональных процессов, в то же время выводя за скобки вопросы присутствия в происходящем значения и ценности. Узость этого подхода дала науке возможность достигнуть заметного прогресса внутри ее добровольно ограниченной области понимания; но можно полагать, что это оставляет едва заметное пространство для какого бы то ни было распознания духовного измерения реальности, не говоря уже о признании действия Святого Духа. Основополагающие фигуры современной физики, такие, как Галилей, Кеплер и Ньютон, конечно же верили в духовное измерение реальности. Ньютон с радостью полагал, что если бы в Солнечной системе появились нестабильности, они были бы исправлены действием ангелов. Все же к середине XVIII в. наука, как казалось, изгнала любое понятие духа из мира, подлинный характер которого стал представляться подобием часового механизма. Писались книги с такими названиями, как «Человек-машина» (де ля Метри). Эта ситуация не изменилась существенно и после открытия в XIX в. теорий полей, выдвинутых Майклом Фарадеем и Джеймсом Клерком Максвеллом (оба были искренними христианами).
Вопреки предположениям некоторых богословов в отношении классических полей нельзя говорить о чем-то собственно духовном. Они являются носителями энергии и инерции и описываются уравнениями так же строго детерминированными, как и уравнения динамики частиц Ньютона. Другое недоразумение, имеющее хождение в богословском
