дискурсу – «перед рождением мы долго молились и постились» или к эстетическому – «я хотела, чтобы моя девочка была красивой, у меня был бзик какой-то, и мы специально поехали во Францию – от Парижа по Луаре, потом Альпы… потом родилась Кристина». Тезис состоит в том, что медицина представляется человеку наших дней естественным решением проблем больных людей, но, кроме этого, она представляется естественным решением проблем потенциально больных людей, то есть всех людей. Поэтому при обсуждении не только проблемных, но просто неинституционализированных ситуаций и действий, связанных с деторождением в частности, медицинский аргумент выходит на первое место. Любая другая логика аргументации собственных решений, оказывается вторичной.
Очень не хватало человека, у которого можно что-то про ребенка спросить, получается, по любому вопросу – к врачу, а там вопросы, начиная от того, крестить ребенка или нет (не ко врачу же с этим), до всяких там: если грудь не берет, что делать, как брать его, как себя вести, то есть много вопросов, которые не ко врачу, но задать их больше не кому (Елена. Москва. 24 года. Один ребенок).
Иными словами, можно предположить (и это предположение потребует дополнительной расшифровки), что медицина (ее совершенствование и некоторые отрасли) в какой-то степени влияет на общую тенденцию снижения рождаемости, в силу того что именно этот институт монополизировал в обществе модерна решение вопросов деторождения[30].
В демографии, в частности, и в социальных науках в целом при анализе влияния медицины на прокреативное поведение человека главным образом поднимались три темы:
1. Контрацептивная медицина способствовала снижению рождаемости.
2. Медицина снизила смертность (в первую очередь младенческую, увеличила продолжительность жизни), и ответом на это стало снижение рождаемости.
3. Медицина способствует росту рождаемости за счет лечения различного рода осложненных беременностей, бесплодия, выхаживания недоношенных детей.
Если первое положение обсуждалось, уточнялось и опровергалось (в частности, например, в одной из авторитетных работ Р. Лестега и К. Уилсона было показано, что распространению контрацепции предшествовало распространение идей индивидуализации [Lesthaeghe, Wilson 1986:261–293][31], относительно второго положения существовали попытки выяснить, каковы механизмы наблюдаемого снижения рождаемости. Ф. Нотштейн, инициировавший обсуждение этого вопроса, писал, что те же процессы, которые привели к снижению смертности, привели и к снижению рождаемости [Notestein 1983: 345–360].
Третий тезис является сегодня неусомневаемой очевидностью. Однако в настоящее время не существует исследований, в которых было бы показано, какова доля осложненных беременностей, закончившихся не абортом, но рождением, каково соотношение положительных и отрицательных исходов. Более того, провести такое исследование сегодня не представляется
При рассмотрении влияния медицины на человека и общество модерна мы отталкивались от работ И. Илича «Медицинская немезида», Б. Тернера «Тело и общество» и Т. Парсонса (с соавторами) «Дар жизни» [Parsons, Lidz, Fox 1972: 367–415, Illich 1974; Turner 2008].
А в тексте Дж. Войк продемонстрировано, что аналогичную роль сыграло распространение идей неомальтузианства [Woycke 1988].
