Ким бежала в домик. Теперь он почти разрушился. Но Джесса собиралась его восстановить.
Ким села на скамейке в самом начале дорожки. Луна светила ярко, огоньки из большой палатки весело подмигивали, воздух был теплым и влажным. Она закрыла глаза, стараясь проникнуться атмосферой. Есть ли способ делать украшения, которые выглядели бы и чувствовались на коже лунным светом?
– Все еще учишь людей развлекаться? – спросил мужской голос.
Она мгновенно встрепенулась. Перед ней стоял высокий мужчина. Лица не было видно, потому что луна образовала гало за его головой. Вопрос прозвучал так двусмысленно, так провокационно, что ей стало не по себе. Рядом никого не было. Только незнакомец и его неприятный вопрос.
– Думаю, мне пора, – процедила она и, поднявшись, шагнула к палатке, где были свет и люди.
– Сколько простоял домик, который я выстроил для твоей куклы?
Ким остановилась и медленно повернулась к нему.
Он вырос, и судя по тому, что она могла разглядеть в слабом свете, больше не походил на хорошенького мальчика-причетника, как в двенадцать лет. От уголков глаз тянулись морщинки, и, как сказала Саpa, нос, казалось, был несколько раз сломан. Но он был очень красив, с темными, как ночь, глазами.
– Трэвис… – прошептала она.
– Я же говорил, что вернусь. И вернулся.
Голос был низким и сильным. Как ей нравится.
Она шагнула к нему, чувствуя себя так, словно увидела призрак.
– Я думал, что, может, ты меня не помнишь, – тихо сказал он. – Тогда ты была так молода.
Она не собиралась открывать ему правду или описывать глубину отчаяния после его отъезда. Тогда она много ночей подряд плакала вечерами в постели, пока не засыпала. До сих пор самой дорогой для нее вещью был детский снимок, первое, что она схватила бы, начнись в доме пожар.
Нет, лучше не показывать ему своих переживаний, взять беспечный тон.
– Конечно, помню. Ты был прекрасным другом. Я думала, что сойду с ума от скуки, но появился ты и спас меня.
– Спас тем, что ничего не знал. Ты была хорошей учительницей.
– Ты и велосипед! В жизни не видела, чтобы кто-то так быстро учился!
Трэвис вспомнил, что выделывал на велосипеде: прыжки, воздушные сальто, скачки с трамплина. Интересно, знает ли Ким, как красива?
Лунный свет играл в ее волосах, все еще сохранивших рыжеватый оттенок, а цвет платья в серебристых лучах… просто картинка! Будь это любая другая женщина, он попытался бы за ней поухаживать. Ему всегда было все равно, кто перед ним: жена дипломата или барменша. Если Трэвиса влекло к женщине, он немедленно давал это понять.
Но Ким всю жизнь прожила в маленьком городе, где все ее знали. Она не из тех женщин, с которыми можно флиртовать через пять минут после встречи.
Ким остро ощущала неловкое молчание, которое все длилось и длилось, и подумала, что ничего не изменилось. Он и в двенадцать был не слишком разговорчив,
