по ходу осмотрел двух больных. Острый аппендицит. Надо оперировать.
– Подождут, никуда не денутся. Аппендюки при них, так что, разберемся, – почему-то стал оправдываться Виктор. – Не разорваться же нам, в самом деле. Сейчас решим насчет операции, пошлю Петюху, пусть разбирается. Парень он толковый, как ты считаешь?
– А что здесь считать, ты же знаешь, я ему все грыжи и аппендициты доверяю делать. Со всем этим добром он прекрасно справляется. Рекомендую и тебе так же поступать.
Виктор в ответ что-то проворчал нечленораздельное. Андрей это расценил как возражение.
– Да ты вспомни, как мы с тобой начинали, когда такими же безусыми и наивными были, – он с улыбкой посмотрел на его голову, – и с густыми шевелюрами на этом месте, где теперь только блестит. Так и бегали, наверное, до сих пор, если б не Бармин. Он все-таки молодец, доверял все самостоятельно делать. А сам на подхвате был, всегда рядом.
– Да, – засмеялся Виктор, – тогда помню, он еще ворчал: «Доведете вы меня, мужики, до инфаркта, да еще и с миокардом в придачу».
– А что смеешься, так оно ведь и получилось. Хороший мужик был, надо бы проведать его, на кладбище сходить, пропустили его день рождения. Нехорошо, обижается, наверное, старик. Теперь-то я его хорошо понимаю. Иной раз помогаешь кому-нибудь и думаешь: «Я бы с этим за секунду управился, ведь он не так все делает». Но приходится молчать. А иначе, ведь выбить почву у него из-под ног можно. Будет он потом все на тебя поглядывать, прежде чем на что-нибудь решиться. Самостоятельность – великая вещь. Она из обычного человека хорошего специалиста делает.
На каталке в окружении темных фигур, как на какой-то старинной картине, изображавшей то ли анатомическое вскрытие, то ли снятие с креста, лежал пострадавший – неподвижное, накрытое простыней тело, запрокинутое лицо. Смуглые веки были опущены, и на мраморной коже застыли нереальной густоты и длины ресницы.
Увидев докторов, все сразу заговорили на непонятном языке.
– Подождите, – остановил их Панкратов, – я полностью в курсе событий. Позвольте, я осмотрю его, – отодвинул он родственников. Откинув простыню, ощупал живот, взял больного за руку, пощупал пульс.
– Давление? – спросил он у сестры.
– Восемьдесят на сорок, сознание спутанное, – доложила она.
Андрей обратил внимание, что в стороне стояла реаниматолог, всем своим видом показывая полную индифферентность к происходящему. Доктор Панкратов косо посмотрел на нее, но не стал выяснять, чем она недовольна в это прекрасное утро. А впрочем, это и так было понятно. Скорее всего, она думала: «Достали эти козлы-хирурги. И чего этот лысый болван придумал? Зачем мне стоять возле этого агонирующего больного? Сейчас бы лежала в тепленькой постельке или уж, по крайней мере, сидела у телевизора, кофе пила да сигареткой баловалась. А здесь…»
– Что вы ему сейчас вводите? – посмотрев на сестру, спросил Панкратов.
– Белок, – ответила она. – Вот последние анализы, – протянула она историю
