– может, пятьдесят или больше. В грязном фланелевом халате, ноги – распухшие, синие.
– Слушай, ты лучше иди отсюда, не мешай. – Йоган берет ее за руку и выталкивает из кухни, но она цепляется за дверь.
– Што ты мамку сваю гониш? Я тябе радила, вырастила, а ты пасядеть с табой ня даеш.
– Ладно, сиди.
Она садится на табуретку и смотрит, как мы жрем. Йоган наливает по второй. Мамаша говорит:
– А мне?
– Ты уже свое выпила, хватит.
– Ну, трыццать капель, а?
– Ладно.
Йоган берет с подоконника грязную рюмку, наливает до половины. Его мамаша лыбится. Зубы у нее редкие и желтые.
– Ну, за усе добрае, – говорит она.
Мы выпиваем, закусываем огурцами с хлебом.
За стеной что-то шебуршит.
– А ебут тваю мать няхай, – ругается мамаша. – Дурница праснулася.
В кухню заходит тетка. Йоган говорил, ее мамаша забрала с дурдома, потому что ее там били, драли все подряд – было два аборта. Ей, может, лет сорок, а одета – как старая баба. Стоит в дверях, смотрит на нас, потом начинает трындеть:
– Еб вашу мать, пьете тут, жроте, а мяне не завете? Ну и хуй вам, блядь, пидарасы ябучыя.
– Сяргей, дай тетке Нинке сесть, няхай перакусить, – говорит мамаша.
– А потом усерется, как тогда, да?
– Ня бойся, не усерацца. Ты ей многа не давай.
Йоган отрезает кусок хлеба и кладет на него «жопу» от огурца, дает тетке. Она засовывает все в рот и съедает за пять секунд – они ее что, не кормят вообще?
Самогонки осталось всего ничего, а мне еще слабо дало. Йоган разливает остаток – мне, себе и мамаше. Выпиваем.
– Хлопцы, во што я вам скажу, – говорит мамаша. – Водка – гауно. Ня надо спивацца. – Тетка громко мычит. – Не, прауда. Водка – гадасть.
– Слушай, перестань, – говорит Йоган.
– Не перастану. Ты мне рот не затыкай. Как памоч што – хрэн табе, матка. А як што скажу – рот затыкаешь. Я адна работаю и тябе кармлю и эту дурницу. А то не гляди, што мандаваты, дык смешны. Як работать – не хачу, а як пить, дык давай.
– Сдай ее назад в дурдом, зачем она нам?
– А ты мне не указывай, каго куды сдавать. Я, можа, тябе сдам у турму. У турме многа квартир.
Она начинает плакать.
– Ва усех – как у людей. А у мяне? Работать – не хачу, а жрать хачу. Не нада ебать клапа – уже выебали. А у мяне работа такая тяжолая – я дажа у туалет атайти не магу, вы разумеете? Ничаго вы не разумеете. Жыви, работай, а тут адно блядства кругом. Гарбачоу этат сделау – пить няльзя, увесь адекалон папили, и усе правители гэтыя – гады. Хрущоу быу, так сделау: што рубль – то стала десять капеек. Карочэ – адно гауно.
– Ладно, перестань.
– Што ты мне перестань? Ня нада мне эта перестань. Вы во где у мяне усе, поняу?
Она молотит себя по спине кулаком. Тетка мычит, потом громко, с треском, пердит и лыбится.
Мы с Йоганом вылазим из-за стола и выходим.
Около
