задержался урядник!» – нетерпеливо поглядывал генерал-аншеф.
Наконец урядник примчался.
– Ну как? – спросил у него Александр Васильевич.
– Жарко, ваше высокопревосходительство. Взошли на вал, да басурманы уже два раза оттесняли егерей к самому краю. Не знаю, удержатся ли… Офицеров не видать: кто убит, кто ранен.
– А сам генерал-майор жив?
– Невредим. Идет впереди!
Суворов повеселел:
– Скачи назад. Передай генерал-майору Кутузову: назначаю его комендантом Измаила! Торопись, борода!
Казачий урядник поскакал передавать приказ.
– Коня! – обернулся к вестовому Суворов.
Казак Ванюшка подвел коня.
Александр Васильевич поехал к четвертой колонне Орлова, которая была рядом.
Солнце уже взошло. Было совершенно светло.
Подъезжая к резерву, Суворов издалека увидал: часть четвертой колонны прорубилась на вал, а другая – еще застряла у рва.
И вдруг соседние Бендерские ворота широко распахнулись, и турецкие янычары с дикими криками кинулись во фланг казакам.
Положение донцов, которые дрались на валу, стало критическим.
Суворов подскакал к бригадиру Вестфалену, командовавшему резервом.
– Карабинеров и два батальона Полоцкого пехотного – на выручку казакам! – приказал он.
– Поспешай, братцы! Бегом! – кричал он пехотинцам.
Пехота бросилась за карабинерами.
«Ура» перекрыло турецкое «алла».
– Наша берет, Александр Васильевич! Погнали турка! – не выдержав, обрадованно сказал казак Ванюшка, стоявший сбоку.
– А ты что ж думал: не возьмет? – улыбнулся Суворов. – Наша всегда возьмет!
И он поехал назад к своему командному пункту.
Теперь Суворов был спокоен и за третью колонну: четвертая тоже ударит во фланг туркам, защищающим крепкий северный бастион.
Суворов подъехал к пригорку.
Офицеры смотрели в зрительные трубы, обсуждая улучшившееся положение. Барон Тизенгаузен грел у потухающего костра озябшие руки.
– Ну друзья, собирайтесь в Измаил! – весело сказал офицерам генерал-аншеф.
Все стали садиться на коней.
– Ваше высокопревосходительство, а все-таки у нас много потерь: бригадир Рибопьер убит, генерал Мекноб тяжело ранен… – подъезжая к Суворову, вкрадчиво начал Тизенгаузен.
Суворова передернуло: в этих словах потемкинского любимчика он почувствовал первый укол. Он сразу догадался, в чем станут обвинять победителя Измаила его завистники.
Генерал-аншеф резко оборвал Тизенгаузена:
– В штурме убит – один, а в осаде от голода и холода – умерло пять! Простая арифметика, помилуй Бог!
Он досадливо отвернулся от белобрысого барона и приставил трубу к глазам.
Весь этот
