серая мышка, одеваться могла бы гораздо лучше, но почему-то не одевалась, не следила за модой; ее наряды, порой, были несуразны. Мало пользовалась косметикой: при объективно красивых коже, фигуре и ножках крайне редко надевала юбку, причем, если и надевала, то по длине – не выше середины голени. Еще немного косолапила; но что-то в ней было такое, что притягивало Ивана Николаевича к ней с такой силой, что часто созревала мысль физического устранения ее мужа, тем более, что Юлька часто жаловалась на «своего», что и дома иногда не ночует и попивает, и явно блядствует Все остальные доводы в пользу оставления сего мужеского существа заканчивались тем, «что дети его любят»! У Юльки были сын десяти лет от первого брака и девочка четырех лет от настоящего. Да официального брака-то и не было, так, сожительство! Но дети называли его «папой», души в нем не чаяли, в семье ему дозволялось ни работать, ни быть добытчиком, настолько он хорошо ладил с детьми и ухаживал за ними. Загулы Сашки, честно говоря, были достаточно редки по деревенским меркам – пару раз в месяц, не чаще, а то и реже.
Иван Николаевич спустился на первый этаж. Юлька сидела в общей комнате. Увидев любимого доктора, все подвинулись и, как обычно, Иван сел рядом с Юлькой. Началась обычная болтовня, с шутками да смешками. Интересно, при появлении Николаича в совокупности с Юлей, у всех поднималось настроение, начинали развлекаться, шутить и намекать на счастливое будущее доктора и их маленькой Юлии Ивановны. Иван Николаевич определенно нравился коллективу отделения гораздо больше, нежели вечно угрюмый гражданский Юлькин мужик. Она о нем и вообще говорила крайне редко. Ивану было приятно, что в его присутствии никто, даже Юлька, не вспоминают Александра.
Болтали недолго. Заиграл телефон Ивана, звонил «заказчик».
– Ну, все! Опять без меня – никуда, – деланно проворчал Иван и пошел к себе в отделение. – Я еще зайду!
– Всегда ждем-с, – чуть не в унисон подхватили Юлькины коллеги.
Виктор Петрович стоял в холле и быстро выдвинулся к Ивану Николаевичу.
– Вот, как договаривались, – тихонько сказал он и передал Ивану полиэтиленовый пакет. – Там все!
– Сейчас Вам справку вынесу, давайте паспорта, – также тихонечко произнес Иван, взяв пакет, и пошел в ординаторскую.
Справка была подготовлена сразу после смерти, Турчину не хотелось видеть заказчиков еще и завтра.
Это первое в жизни, необычное убийство, оставило в душе совершенно странное ощущение: какое-то тревожное чувство неминуемого наказания, где-то глубоко и в будущем, и радостное – сейчас, когда Турчин стал удивительно богат, по провинциальным меркам. Разум подсказывал: сколько ты видел уже таких тихих смертей, сколько еще увидишь в своей геронтологии! Может и раньше, в результате передозировки или неверного назначения, ты уже отправлял своих пациентов на тот свет, и ты переносил это спокойно, буднично. Чего сейчас-то тревожиться?
Спокойствие разлилось по всему Иванову телу.
Иван, поизображав
