в исполнение, только в комнату вернулся Федор Михайлович и забрал куртку. Пиджачник всего-то и успел, что прокричать вслед Федечке:
– Если ты про девчонок с блузки, так их завтра выбрасывают!
Федечка похолодел:
– Как – выбрасывают?
– Хозяйка рукав прожгла!
– Погоди! Как?! Как – выбрасывают?
Удерживающая Федечку нитка оглушительно затрещала на весь мир, но не лопнула. Лопнул мир.
Ворчун, Свистун и Серьезный переглядывались между собой, боясь заговорить с Федечкой. Тот смотрел в одну точку и за полчаса не проронил ни слова.
Время от времени из шкафа доносился голос Пиджачника:
– Ах, эти черные глаза-а-а меня сгуби-и-и-ли…
Пиджачник на мгновение замолкал, а поскольку слов дальше не знал, то заводил сначала:
– Ах, эти черные глаза-а-а
Меня сгуби-и-или…
В комнате было совсем темно. А когда темно, голоса становятся громче, зрачки шире, а плохие вести вырастают до безразмерности. Что поделаешь, таковы законы относительности.
Глава 4. Болван-романтик
Тем временем в другом шкафу, в соседнем доме, с повязкой на лбу лежал Старый Утюг и шумно мучился:
– Ах, я старый болван! Чтоб меня замкнуло!
Утюг приподнимал свой гладкий нос и хлопался им об дно шкафа, отчего сверху сыпалась какая-то труха. Утюг посыпал голову трухой и причитал еще громче:
– Объясни мне, Жоржетта, как я мог настолько увлечься, чтобы прожечь розовую блузку? На свалку меня!
Старомодная шляпа Жоржетта успокаивающе гладила его по голове, но это не помогало. Тогда она принялась обмахивать его своими широкими полями, прислушиваясь к тому, что происходит за стеной шкафа.
Там, в корзине, лежала розовая блузка. Разноцветные пуговки на блузке, конечно же, не спали. Они были напуганы: на рукаве блузки зияла огромная прожженная дыра.
– Что же теперь будет? Что будет? – то и дело заламывала руки Голубая Пуговка.
– Нет, это совершенно невозможно. Пострадать из-за какой-то перегретой железяки…– Белая Пуговка совладала с собой и поправилась:
–…из-за перегретого утюга.
Зеленая Пуговка осмотрела дыру и передразнила:
– «Окно в Европу, окно в Европу». И впрямь старый болван! Здесь простой латкой не обойдешься.
– Ах, нет же, – возразила Розовая Пуговка. – Он просто романтик.
– Из-за этого романтика неизвестно, что нас ждет теперь впереди,– ответила Зеленая. – Ясно как день: это будет не мозаичное панно.
– Ох, я старый болван! – вновь донеслось из глубины шкафа.
– Мне теперь все едино, – прошептала Розовая Пуговка.
– Зато мне – нет. Я протестую! – топнула Белая. – Мы еще слишком молоды и хороши, чтобы сгинуть вот так, во цвете лет! И мы тоже хотим быть кому-то нужны.
– А вдруг
