жилку.
Ровно два мгновения Шурик Ха стоит на пороге в нерешительности, после быстро проходит к печке, садится на корточки, открывает дверцу «буржуйки» и кладет папку с памфлетом в огонь.
– Да пошебурши кочергой, – советует Старик.
Шурик Ха молча берет кочергу и шебуршит. Из печки вылетает черный лоскут с тлеющей каймой по краям и кружится, словно мотылек возле Шурика.
– Я тебе щас покусаюсь! – орет Старик на кошку и, взявши со стола бюстик Чайковского, шмякает пару раз по кошачьей башке. – А ну, мля, лежать! Вот так…
И что-то делает неприглядное такое ножичком. Струйка крови бьет в оконное стекло. Уличный фонарь подсвечивает подтеки крови на стекле, и Шурик Ха замечает, что сейчас эта кровь похожа темный фруктовый сок.
– Видал я, как ты пишешь, – ворчит старик. – Встал ночью в сортир, гляжу – фейерверк над Поселковой, а потом, зеленая комета низом прошла. Дешевка. Без спецэффектов ты, мля, не можешь!
Старик с отвращением бросает финку на стол.
– Ну, ты посмотри, – говорит он, обернувшись к Шурику, – сдохла!
У Старика подлое и злое лицо. Широкое, бледное и обрюзгшее. Глядя на такое лицо, невольно думаешь о постыдных пороках, застарелом алкоголизме и нескольких отсидках. Старик плешив, его редкие волосы, рыжеватые и седые вперемешку гладко зачесаны со лба наверх. Глазки у Старика бесцветные и мутные, их почти не видно, так глубоко они ушли в глазницы. На нем черные лоснящиеся брюки (ширинка не застегнута) и вылинявшая рубашка с короткими рукавами. Рубашка и лицо Старика забрызганы кровью несчастного животного.
– Ну, и где у нее спрашивается семь жизней? – ворчит Старик, потрясая выпотрошенной кошкой. – Одно вранье кругом…
С тушкой в руках Старик идет к печке. Следом за Стариком по полу волочатся кошачьи кишки. Из распоротого живота вываливается всякая дополнительная требуха.
– Не лезь под ноги, – говорит Старик и, отпихнув Шурика Ха в сторону, склоняется над «буржуйкой». Открывает дверцу. Ворошит кочергой жирный бумажный пепел, лезет рукою в огонь и вынимает из пламени две отпечатанных на машинке странички.
– На, вот, – и он протягивает Шурику не сгоревшие листки. – Сухой остаток.
Шурик Ха берет странички из руки Старика и бегло просматривает.
– Слышь, дед Мефодий, – спрашивает Шурик Ха. – Ты мне когда еще обещал открыть Самый Последний Секрет Писательского Мастерства? Пора бы уже. А то помрешь так ночью в одночасье и секрет с собой унесешь. А на фига он тебе на том свете?
Старик отворачивается и от «буржуйки» и молча смотрит на Шурика.
– Ты еще не готов, – говорит он, наконец. – А за Мефодия по соплям получишь.
Шурик Ха скатывает странички в бумажный комок и бросает куда не глядя.
– На ужин сегодня жаркое, – отвечает Старик, укладывая на ложе из багровых углей кошачью тушку. – Оставайся, поговорим о литературе.
Тут
