судьи быстро убедились, что в одних случаях кружок в «а» был доведен до конца, в других – оставалась маленькая щелочка; иногда верхняя часть завершалась едва различимой точкой, иногда – маленьким крючком навроде рыбацкого. Каждая буква, как и человеческие лица, была особенной, другой; вглядевшись в них, можно было представить, что у каждой из них свое особенное выражение.
Писец Ульрих Гельмаспергер отдал бы правую руку, чтобы узреть это чудо, но рука была занята, строча без устали. Прокурор оказался столь красноречив, что писец не мог оторвать взгляд от документа под градом слов, исторгаемых Зигфридом из Магунции.
– Прекрасно, а теперь посмотрите на ту же строчку в другой книге, – настаивал прокурор.
Судьи побледнели: строки были абсолютно идентичны, то есть в каждом слове, в каждой букве повторялись те же маленькие неправильности. Добиться такого сходства было невозможно.
– Ваши преподобия, – продолжал обвинитель, – как бы я ни старался, мне никогда не удавалось выписать две одинаковые буквы. По этой же причине мне никогда не удалось бы с подобным совершенством повторить и их дефекты – обладай я такой способностью, у меня вообще не было бы никаких дефектов. Но и это еще не все: я точно помню, что допустил досадную ошибку в колофоне[8], вот посмотрите: вместо Spalmorum должно стоять Psalmorum[9]. Очевидно, что я не повторил бы такую ошибку дважды. И тем не менее – вот она, опять здесь. У меня волосы поднимаются дыбом, когда я вижу, что эти книги – как два уродливых и необъяснимых близнеца.
Зигфрид из Магунции опустил голову и с подлинным раскаянием произнес:
– Господа судьи, должен сделать признание, за которое мне невыразимо стыдно: я сам не могу определить, какая из двух Библий принадлежит моему перу, а какая – подделка. И я не могу объяснить это зловещее чудо ничем, кроме ведовства и магии.
Прокурор как мог распрямил скрюченный палец, указал на трех обвиняемых; голос его стал подобен рыку:
– Перед Господом и перед вами, ваши преподобия, я обвиняю этих злодеев в ведовстве, поскольку нет никакого иного способа приумножать вещи, кроме как посредством некромантии – дьявольского способа, проводника зла. За священным исключением Господа нашего Иисуса Христа, который благодаря Божественной своей природе умножал хлебы и рыб, никто больше не способен на подобные чудеса. Никто, кроме омерзительного фальсификатора, имя которому Люцифер! Ваши преподобия, согласно законам святой инквизиции я требую: если обвиняемые не покажут, каким образом они сотворили свою подделку, да будут они обвинены в сатанизме и сожжены на костре.
7
Во имя матери, дочери и Святого Духа, который поддерживал их всех вместе, женщины из Монастыря Священной корзины постарались воспротивиться несчастью и снова открыть двери лупанария. Сделать это было непросто: ведь не было никаких признаков, что убийца удовлетворится смертью
Псалмов
