Францию» как «патриотическое движение, символ национального сопротивления», но и добавили к этому реальные действия, прикомандировав к организации двух высокопоставленных военных. И все же решающий сигнал поступил из Москвы, 28 сентября 1942 г. «Сражающуюся Францию» объявили «совокупностью французских граждан и территорий, которые не признают капитуляции…», а Французский национальный комитет «руководящим органом “Сражающейся Франции” и единственным органом, обладающим правом организовывать участие в войне французских граждан и французских территорий и представлять их интересы при правительстве Союза Советских Социалистических Республик»27. Таким образом, Сталин признал личный авторитет генерала де Голля в еще большей степени, чем Лондон и Вашингтон.
Отношениям между де Голлем и СССР благоприятствовало тогда множество факторов. Успех при Бир-Хакейме показал, что Франция уже не просто побежденная страна, о которой Сталин много раз отзывался с презрением. Кроме того, фактический отказ или откладывание англо-американской стороной на отдаленное будущее открытия второго фронта в Европе в пользу операции в Средиземноморье жестоко разочаровало Сталина. Вследствие этого подрывные операции на территории Европы приобретали в его глазах новый смысл. В отсутствие второго фронта заверения генерала де Голля, что он сможет организовать Сопротивление с привлечением к участию в нем коммунистов, становились в ходе войны важным козырем, который Сталин принял во внимание. Именно об этом 8 августа 1942 г. заместитель наркома иностранных дел Деканозов говорил Роже Гарро, который резюмировал позицию собеседника следующим образом: «Очевидно, что в связи с отсутствием перспектив наступления союзных сил на Западе Советское правительство – которому придется еще три месяца, до наступления зимы, любой ценой сдерживать чудовищный натиск немецких армий – горячо желало бы всеобщего восстания в порабощенных странах»28. Наконец, неоднократно выражавшееся генералом де Голлем желание установить военные связи с Москвой и задействовать войска на Восточном фронте способствовало тому, чтобы Сталин перестал его игнорировать. Осенью 1941 г. генерал решил направить в СССР военную миссию во главе с генералом Пети. Тот учился вместе с ним в Сен-Сире, а затем служил начальником его Генштаба в Лондоне. Похоже, именно с тех пор у генерала Пети, который позже станет очень обременительным попутчиком, появилась склонность, объясняя свою позицию в Москве, отзываться о сотрудниках де Голля не в самых лестных выражениях и преувеличивать роль коммунистов в Сопротивлении: «Среди голлистов насчитывается мало патриотических и антифашистских элементов… Таким образом, необходимо, чтобы все патриотические элементы, и прежде всего военно-воздушные и военно-морские силы генерала де Голля, получили ясную политическую ориентацию. Это задача соответствующих компартий»29, – настаивал он в беседе с представителями советской стороны.
Идея
Коммюнике советского правительства, 29 сентября 1942 г.: Советско-французские отношения во время Великой Отечественной войны. Т. 1. С. 119. Письмо Дежана Майскому, 26 сентября 1942 г.: Там же. С. 118–119.
Телеграмма Гарро, 9 августа 1942 г. Цит. по: Lévêque F. Les relations entre l’Union Soviétique et la France libre. P. 39.
Выдержка из донесения Андре Марти Димитрову: Roussel É. Charles de Gaulle. P. 376–377.
