часу утра, без предупреждения разорвав германо-советский договор 1939 г.14, германские войска приступили к выполнению плана «Барбаросса» и перешли западную границу СССР. К вечеру 22 июня было уничтожено около сотни аэродромов и более семи тысяч советских самолетов. Сотни тысяч военнопленных и дезертиров довершали эту ужасающую картину. За несколько дней немецкая армия форсировала Неман, осадила Брест и быстро приближалась к Львову. Московское руководство тогда находилось в полном смятении и реагировало на происходящее с большим опозданием. Осенью вермахт захватил в плен три миллиона военнослужащих, овладел Киевом, осадил Ленинград и угрожал Москве.
Де Голль отреагировал незамедлительно. 23 июня, находясь в Дамаске, он через своего представителя Мориса Дежана известил советского посла в Лондоне Ивана Майского о том, что «Свободная Франция» всецело поддерживает СССР. И сразу же уточнил свою позицию: «Между национал-социализмом, выродившимся в ядовитый милитаризм, и большевизмом, превращающимся во все более откровенный национализм, различия несущественные. В настоящее время Рейх и Советы противостоят друг другу не на идеологическом фронте, а на самом настоящем поле сражения. Кто бы ни вел борьбу против Германии, он тем самым сражается за освобождение Франции». А потом добавил: «Не вдаваясь в настоящее время в дискуссии по поводу пороков и даже преступлений советского режима, мы должны, как и Черчилль, заявить, что, поскольку русские ведут войну против немцев, мы безоговорочно вместе с ними»15.
Де Голль никогда не сомневался в том, что союз, заключенный между Берлином и Москвой в сентябре 1939 г., ненадолго, что он очень быстро распадется. Эта уверенность объясняет повторяемое им, как заклинание, утверждение, что, несмотря на успех 1940 г., Германия уже проиграла или проиграет войну. И эта же уверенность объясняет тот факт, что де Голль приступил в Лондоне к зондированию почвы на предмет сближения с СССР еще до начала операции «Барбаросса». 12 августа режим Виши разорвал отношения с СССР, а генерал де Голль поручил своему представителю в Анкаре проинформировать тогдашнего советского посла в Турции Виноградова о своем желании направить в Москву делегатов для установления официальных отношений16. В качестве посредника для передачи этого сообщения был выбран журналист Жеро Жув. Работая в Стамбуле, он вступил в «Свободную Францию» и стал ее представителем в Турции и на Балканах. Надлежащим образом проинструктированный генералом де Голлем о том, что следовало сказать, Жув объяснил Виноградову, что придает особый характер отношениям между Францией и СССР: «Это две континентальные державы, в силу чего их проблемы и цели отличаются от проблем и целей морских держав». Виноградов благожелательно отнесся к этому предложению, хотя и не собирался отдавать особое предпочтение – которое подразумевалось позицией голлистов – отношениям со «Свободной Францией». Реакция СССР была осторожной, и суть ее сводилась к тому,
Молотов в выступлении по радио заклеймил нападение как акт «беспримерного вероломства». См.: Conquest R. Staline. Paris: Odile Jacob, 1999. P. 259.
Gaulle C., de. Mémoires. P. 195 sqq.
См. содержательную статью Франсуа Левека в сборнике «Де Голль и Россия» под ред. М. Вайсса: Lévêque F. Les relations entre l’Union Soviétique et la France libre // De Gaulle et la Russie / dir. par M. Vaïsse. Paris: CNRS éditions, 2006. P. 19 sqq.
