в скорую помощь, которая приехала через несколько часов и отвезла Антона в поселок городского типа, странно, что память не сохранила его название, где Македонова кормили домашним творогом и на всякий случай, пока не было результатов анализов, американскими таблетками от сальмонеллеза. Просто потому, что они там случайным образом были. Их привезли вместе с гуманитарной помощью, и никто ими не пользовался. Врач дала их на всякий случай, когда температура зашкаливала за сорок и сердце выскакивало между ребер, за пару дней она скормила ему двойную дозу и тихо, чтобы Македонов не услышал, спросила отца Антона, не хочет ли он на всякий случай позвать к сыну священника.
И это таки оказался сальмонеллез. И таблетки были хорошие. И организм молодой, выкарабкался. С тех пор Антон не ел чернику. Ведра, кажется, так и не забрали, потому что Митя не смог вспомнить, в каких кустах он их спрятал. Антон подумал, что с того лета ни разу больше его не видел, этого Митю; интересно, каким он стал, щуплый мальчик с веснушчатым широкоскулым лицом, тащивший его на руках под проливным дождем несколько километров и постоянно шутивший, чтобы отогнать страх. Антон подумал, что хорошо было бы написать ему сейчас письмо, но как его разыскать… Фамилию он не помнил, а по имени – даже фейсбук не всесилен. Отца спрашивать не хотелось, можно было бы узнать у него фамилию Митиного отца, но пришлось бы объяснять зачем, а что объяснять? Что у них поселился на балконе голубь, и он случайно вспомнил то лето девяносто пятого года, когда он сидел с медсестрами каждый вечер на диванчике перед стареньким телевизором и смотрел сериал «Богатые тоже плачут»? И чувствовал захлестывавшую его радость, потому что мог умереть, но не умер, болезнь отступила, рвота и понос оставили его в покое, и главное, что-то с ним произошло, он выходил на крыльцо больницы и смотрел на мир другими глазами: как проезжают мимо больницы машины, разноцветные и прекрасные, как, чем-то озабоченная, ползает у него по рукаву божья коровка, выпустив темные кончики крылышек, и как курит на нижней ступеньке крыльца врач, пожилая одинокая женщина…
15
У Вари, в отличие от Антона, было достаточно много друзей и знакомых, как парней, так и девушек. Превалировали авторы детских книг, редакторы и прочая питерская полубогема, предпочитавшая бутылку коньяка, пущенную по кругу под столом в пельменной, бокалу пива в ирландском пабе. Объяснялось это всегда денежными обстоятельствами, но Антону казалось, что дело не только и не столько в них. Просто эти люди видели в себе наследников поколения поэтов, работавших кочегарами и сторожами. Для них качественное пиво в нормальном заведении было таким же моветоном, как для Македонова устрицы и шампанское в ресторане. И все же Антон избегал подобных вечеринок, поскольку после российского коньяка его всю ночь потом мучила изжога, а зарубежный коньяк полубогема презирала из-за причин, только что перечисленных. Варя же участвовала в этих попойках охотно, объясняя, что у нее голод по общению с людьми, нормальными, творческими, видящими
