четко – и провалилась.
Последние три недели уснуть я могла только под утро, так уж хроническая бессонница работала с моим организмом в крепкой связке. Я могла долго ворочаться, думать, думать, ходить за водой, пить, возвращаться, проверять, закрыта ли входная дверь, снова идти за водой, думать, ворочаться, листать длинные ленты соцсетей, снова проверять, закрыта ли входная, ложиться максимально удобно и мягко проваливаться в сон. По утрам после бессонницы просыпаться всегда невыносимо, день обычно начинается в обед – и всё снова по кругу до самого утра. Восстановить сон удавалось, потом снова срывалась и уже как полгода пришла в себя, и вот август – и снова сбой в системе. Вечные бессонные качели.
Тогда в голове роем пролетали мысли от правого уха к левому то в моно, то в стерео. Тишина пришла внимательно осматривать черепную коробку. Мол, вот сейчас я тут местечко себе обустрою и прогоню твои мысли. А потом началось самое интересное…
– Машка, послушай! – отозвалось эхом через монозвуки в голове.
– Угу, – протянула сонная, даже почувствовала, как завибрировало на губах от протяжных звуков.
Такое у меня уже бывало. Засыпаешь, а люди в голове начинают разговаривать своими и не своими голосами. В детстве перед тем, как проснуться, я слышала, что со мной разговаривало радио «Маяк». Оно просыпалось за двадцать минут до моего пробуждения, и, пока стрелки часов толкались к ненавистному времени «пора вставать!», голос «Маяка» становился всё отчетливее и отчетливее в голове.
– Машка, послушай! – музыка вместе с наушником влетела в правое ухо.
– Что, блин, происходит! – резко открыла глаза и подняла голову.
С парты.
Подняла голову с парты в аудитории номер сто девять Брянского государственного университета на первом этаже, где настежь открыты были все окна, а по обшарпанному подоконнику из стороны в сторону метались голодные воробьи.
– А такое бывает вообще?
В душной поточной аудитории через ряды каскадом выстроенных парт сидела группа журналистов, каждого из них я знала в лицо: этот после универа пойдет в полицию, этот женится – и всё, эта станет примерной мамой, этот будет тренером по сноуборду, а эта уедет жить в деревню и будет учить детей русскому языку… И так двадцать восемь разных историй. С каждым из них я прожила пять лет университетской жизни. Пять лет! И на этом можно было бы остановиться
– Маш, тише, – толкнул в правый бок надежный локоть старосты группы Аньки.
– А что вы, Демидова, опять не выспались?
А вот теперь только представьте: вы студент третьего курса журфака, у вас задолженность по всем предметам, потому что вы работаете, и по-хорошему вам бы молчать на всех парах, но вы почему-то просыпаетесь от музыки в наушниках, которые доброжелательно тычут в ухо. Просыпаетесь громко, чем нарушаете покой Аллы Ивановны. Ну, а теперь накидывайте варианты, как поступить! Не знаете? Вот и я ошалела от происходящего.
