меня пройти в Министерский павильон и выяснить, кто вообще там сидит. С трудом пробравшись туда через битком набитый коридор, я получил от дежурного по павильону офицера список находящихся у него под стражей. Всего их было около 30 человек. Некоторые из них были потом привлечены к уголовной ответственности, большинство же было освобождено в ближайшие дни.
При мне появился какой-то прилично одетый штатский с красным бантом в сопровождении нескольких солдат, конвоировавших другого штатского. Отрекомендовавшись офицеру комиссаром Московской части Сватиковым, он заявил, что привел арестанта сенатора Утина. Никаких объяснений, за что он его арестовал, он не дал. Скажу прямо, что эта картина арестования неизвестно за что человека, видимо интеллигентного (лишь впоследствии я узнал, что Сватиков был приват-доцентом) произвела на меня очень неприятное впечатление. Утин был сенатором гражданского Кассационного департамента и отношений к политике не имел, почему сразу и был освобожден. Со списком арестованных я вернулся к Керенскому, который, однако, освободил только двух: старшего врача госпиталя Зимнего Дворца и начальника гаража Красного Креста, попавших в Министерский павильон только потому, что оба были в форме и с погонами действительного статского советника. Ни против того, ни против другого никаких обвинений не было, и арестованы они были тоже только «по недовольству санитаров».
Кочубея Керенский не согласился освободить, хотя за него просил и сидевший тут же Родзянко, однополчанин Кочубея по Кавалергардскому полку. Не помогли указания, что Кочубей политикой никогда не занимался, и вообще настроен был либерально. Впрочем, Керенский обещал подумать о нем позднее, и, действительно, к вечеру его освободил. Чтобы не возвращаться еще к арестованным, упомяну еще, что настроение большинства из них было совсем спокойное, особенно тех, кому никаких обвинений не предъявлялось. Наоборот, других обвиняли в деяниях по существу вздорных, но по настроению момента подчас опасных. Их психика не могла понятно оставаться спокойной, и среди них были и печальные случаи. Один полицейский офицер сошел с ума, и один драгунский, кажется, ротмистр покушался на самоубийство. Из последнего случая психопатические поклонницы бывшего тогда в апогее своего престижа Керенского, сделали неудавшееся покушение на него, хотя ничего близкого к этому во всем инциденте не было. Возвращаясь из Министерского павильона, я встретил около Временного Комитета вел. князя Кирилла Владимировича, приведшего в Думу Гвардейский экипаж и тоже искавшего кого-нибудь, чтобы сказать экипажу речь.
В течении всего 1-го марта шли переговоры Временного Комитета с Советом рабочих депутатов о составлении нового кабинета, но до вечера ничего определенного не выяснилось.
Лично я пробыл в Думе сравнительно недолго. Шел я оттуда с генералом Маниковским и с одним из его помощников. Хотя тогда шли разговоры о назначении Маниковского военным министром,
