Андрон. – Что хошь делай, вывёртывайся, изгаляйся, но живо девку в порядок приводи! Она прежней стать должна, хоть ты лопни! Таково моё слово, так себе на ум и положи!
Агафья кивнула и промолчала. Она знала, что возражать кормчему или спорить с ним, когда он разгневан, чревато непредсказуемыми последствиями.
– Так что же ты влила ей, Агафья? – выходя из-за печи в горницу, буркнул Андрон. – Что-то я не припомню таких действий твоих настоек.
– Не в них дело, Андроша, – вздохнула богородица. – Чую, дело не в настойках вовсе, а в самой девке. Она наутро, после радений, уже в себя вернуться должна была, а она… Фу, даже не ведаю, что и подумать.
Сославшись на срочные дела, Агафья вышла из избы в сени, затем выскользнула из дома на крыльцо.
Андрон ещё некоторое время ходил по горнице в глубокой задумчивости, после чего громким окриком позвал вошедшую в дом прислужницу.
– Скажи-ка мне, Нюрка, что ты Евдохе во время радений в бокале подала, когда она пить попросила? – морща лоб, спросил он громко.
– Дык мне богородица бокал подала уже с настойкой, – пролепетала едва живая от страха девушка.
– А откель она настойку налила, из какой посудины, ты видела? – ещё строже задал вопрос Андрон.
– Нет, не видала я, – трясущимися губами прошептала девушка. – Богородица уже полный бокал мне подала, а я ещё кому-то его передала… Кому, уже и не помню.
– А склянка та где, из которой Агафья настойку наливала? – нахмурился Андрон.
– Дык я ж почём знаю, батюшка, – дрожащим голоском ответила девушка. – Видеть не видела, истину говорю.
– Ладно, ступай, делами займись, – отпустил её Андрон. – Что-то во всём этом тухлятинкой и гнильцой попахивает, но…
Вошла Агафья и прямо от порога с подозрением посмотрела на старца.
– Ты всё ещё маешься, Андроша? – спросила она, придав своему голосу как можно больше участия. – Да брось думать об Евдохе худое, батюшка, ничего с ней не станется.
– Нужна она мне, слышишь, нужна! – выкрикнул вдруг Андрон, свирепо вращая глазами. – Ушла, исчезла она из нашей жизни, и всё вроде как улеглось и подзабылось. А нынче, когда купчиха Евдоху привезла, у меня сызнова в груди всё воспылало. Ты сделай всё, чтобы с небес на землю вернуть её сознание, и чтоб она сызнова эдакой же стала, каковой прежде была.
– Так я и подумала, что ты опять умом тронулся, Евдоху увидев, – улыбнулась ехидно Агафья. – То живой вместе с сестрой её в могилу собачью самолично закопал, а теперь… Плюнь ты на поганку эту и забудь её, Андроша. Не быть тебе с ней вместе никогда, ты же сам знаешь это.
– Это не тебе, а мне решать, чему быть или не быть, – сказал Андрон, как отрезал. – Ты делай, что я тебе говорю, не то дружба наша по швам расползётся, и мы каждый по себе станемся.
Агафья ничего не сказала ему на его требование, но и не ушла. Она осталась стоять на месте, морщась и проделывая ртом отвратительные жевательные движения, как будто какая-то
