и смотрел, как я бережно кладу Принца в багажник, на мой черный сложенный халат. Когда я захлопнул крышку, он прижал кулаки к глазам и весь затрясся от рыданий. Я обнял его за плечи, и, пока он плакал, прижавшись ко мне, я подумал, что, наверное, ему еще никогда не доводилось плакать вот так – как плачут дети, когда их есть кому утешать.
Но вскоре он отодвинулся и размазал слезы по грязным щекам.
– Ты вернешься домой, Уэс? – спросил я.
Он замигал и взглянул на меня с прежним хмурым выражением.
– Не-а, – ответил он, повернулся и зашагал через улицу. Я смотрел, как он, не оглянувшись, перелез через ограду и побрел по лугу к реке.
И мне почудилось, что я вижу, как он возвращается к своему прежнему существованию. С тех пор он уже не разносил газет и никому не помогал в огороде. Меня он больше не допекал, но поведение его становилось все более ожесточенным. Он поджигал сараи, был арестован за кражу, а в тринадцать лет начал угонять автомобили.
В конце концов его отправили в специальную школу, и он навсегда исчез из наших краев. Никто не знал, что с ним сталось, и почти все забыли его. Среди тех, кто не забыл, был наш полицейский.
– Этот парнишка, Уэсли Бинкс, помните? – как-то сказал он мне задумчиво. – Второго такого закоренелого я еще не встречал. По-моему, он в жизни никого и ничего не любил. Ни единого живого существа.
– Я понимаю вас, – ответил я. – Но вы не вполне правы. Было одно живое существо…
Отрава
Тристан не пожал бы лавров ни на одном кулинарном конкурсе.
В Королевских ВВС мы питались лучше, чем большинство людей в воевавшей Британии, но и тамошний стол не шел ни в какое сравнение с тем, что мы ели в Дарроуби. Конечно, я был избалован – сначала миссис Холл, а потом Хелен. В Скелдейл-хаусе мы ели по-царски, за исключением редчайших случаев, как, например, в тот единственный раз, когда Тристан был временно возведен в повара.
Все началось как-то утром за завтраком (я тогда еще был не женат). Мы с Тристаном заняли наши места за обеденным столом красного дерева; влетел Зигфрид, невнятно поздоровался с нами и налил себе кофе. В какой-то странной рассеянности он намазал маслом ломтик жареного хлеба, подцепил вилкой кусочек жареной грудинки, начал задумчиво его пережевывать и вдруг хлопнул ладонью по столу с таким треском, что я подпрыгнул.
– Вот-вот! – крикнул он.
– Что «вот»? – осведомился я.
Зигфрид положил нож и вилку и назидательно погрозил мне пальцем.
– Довольно-таки глупо. Я сижу ломаю голову, как же быть, а выход – вот он.
– Да что случилось?
– Миссис Холл! – ответил он. – Она только что предупредила меня, что едет ухаживать за больной сестрой. Вернется примерно через неделю, и я все думал, кому пока поручить хозяйство.
– Понятно!
– И тут меня осенило! – Он отрезал кусок яичницы. – Этим займется Тристан.
– А? – Его брат удивленно оторвал взгляд от своей «Дейли миррор». – Я?
– Да,
