система, – сказала Вероника. – Но, думаю, мой класс соответствует вашему восьмому. И я тоже учусь экстерном.
– Тоже работаешь? – уточнил Слава.
– Угу. Фотомоделью. Зарабатываю деньги на колледж.
– Вы оба достойны уважения, – восхитился Ботаник. – Мне еще не приходилось сталкиваться с подобного рода… гм…
– Проблемами, – подсказала я. – Мне тоже. А я хочу быть художником-аниматором. Но пока не интересовалась, что для этого нужно окончить.
– Я думал, вы орнитологи, – удивился Слава.
Мне стало жарко.
– Перфективно, орнитологи, – невозмутимо кивнула Вероника.
Видимо, умение скрывать эмоции у нее было профессиональным. Однако на сей раз уверенное вранье топ-модели меня не возмутило.
– Тогда вы пришли по адресу! – сказали у меня над ухом.
Я ойкнула. Никак не привыкну к способу общения местных жителей через окна.
– Николай Иванович! – широко улыбнулся Слава. – Единомышленников вам привел.
Лохматая голова в окне радостно закивала. С ее макушки слетела белая, как пломбир, канарейка, описала над нами круг и снова устроилась на голове хозяина. Николай Иванович протянул птичке листок капусты. «Так вот что означает Никив… – разочарованно подумала я. – Всего лишь сокращение от имени-отчества.
– Студенты-биологи? – с живым интересом спросил дядька у Ботаника.
– Что-то в этом роде, – уклончиво ответил Ботаник.
– Мы интересуемся желтыми канарейками, – напрямую заявила я.
– Только желтыми? – разочарованно спросил Никив, но тут же спохватился: – Впрочем, проходите. Вы откуда?
– Из Москвы они, – ответил Слава.
– И я только что оттуда. Неделю у сестры провел. По выставкам ходил. А в последний день настоящее чудо увидел – парижского кенара. Красота неописуемая! Я сразу его себе заказал. О, хорошо, вы мне напомнили, ему же клетку смастерить надо! А вы поможете, если захотите. Спасибо тебе, Вячик, за единомышленников!
Голова в окне исчезла.
– Надеюсь, ты не взяла с собой Супербяку? – тихо спросила я у Вероники, направляясь к калитке. – А то Никив останется без канареек.
– Нет, оставила его мамми. Заканчивайте быстрее, дарлинги. У меня есть дела поважнее, чем изображать из себя орнитолога.
– Тихо! – прошептала я, указывая глазами на спину Славы, туго обтянутую белой футболкой.
Жилище Никива выглядело необычно. Сам дом был из бревен, слева к нему прилепилась кирпичная пристройка, а справа – веранда с тусклыми стеклами, увитая желтеющим диким виноградом. С крыльца облупилась вишневая краска. Половицы заскрипели под нашими кроссовками. В прихожей пахло сушеными грибами, а в комнате грибной запах менялся на птичий.
Внутри обнаружилось настоящее птичье царство. Белые, темные, дымчато-каштановые, абрикосово-оранжевые канарейки восседали на жердочках клеток. Они клевали зерна, пели, взлетали, купались в собственных перьях. Клетки стояли везде – на шкафу,
