чесноку.
Лицо мое горело, слова застряли в горле. Ну как объяснить ему, что это вдвойне ужасно тем, что уже считается нормой для «определенной группы людей», причем очень большой группы. Я понял, что меня загнали в угол. Доказать, что да, именно так: все окружающие лгали, потому что принимали это за милое развлечение, блажь, которая скоро пройдет сама собой – я не могу, это слишком нелогично, хотя именно так и обстояло дело. Впрочем, теперь я не был в этом абсолютно уверен.
Костя тем временем, как ни в чем не бывало, перешел к рассказам о дальнейших творческих планах. Не зря у него был такой заговорщицкий вид: Гитара-плачет задумал покорить широкие массы при помощи телевидения. У него уже был заказан видеоклип, который в ближайшем будущем должны начать крутить по местному ТВ, а также он собирался сняться в программе кабельного канала о культуре Петербурга.
– Кстати, хочешь, мы и тебе промоушн сделаем? И вообще, давай прямо у тебя дома передачу снимем – из логова известного писателя, так сказать… У меня там с ребятами с телестудии все схвачено.
Я поморщился и хотел ответить Косте, что не нужно мне платить той же монетой и называть никому не нужного бумагомарателя известным писателем, но на минуту задумался. А что, с паршивой овцы хоть шерсти клок… В общем, я дал добро на телеинтервью у себя дома. Почему Костя имеет право на публичность, а я нет? Только потому, что у него жена в нефти купается? Может и мне уже пора выйти из подполья и блеснуть в лучах софитов? Но на следующий концерт Муховского я не пойду даже под дулом автомата, пусть собирает свое стадо без меня.
В назначенное время ко мне бодро ввалились два бородатых мужика в грязных ботинках и принялись таскать из лифта бесконечные баулы и треноги и разматывать кабели. Бегло осмотрев квартиру, они в считаные минуты переставили мебель в одной комнате и соорудили свет так, что казалось, будто два кресла и журнальный столик находятся не в малогабаритном помещении, а как бы выхвачены из необъятного темного пространства. Я не сопротивлялся и даже подумал, что получилось неплохо.
Гитара-плачет прибыл ко мне за пятнадцать минут до съемочной группы, он находился в приподнятом настроении, путался у телевизионщиков под ногами и постоянно отвлекал их какими-то дурацкими вопросами, стараясь при этом изо всех сил продемонстрировать, что в мире телевидения он свой человек. Не знаю, по чьей задумке, но все должно было выглядеть, как беседа двух коллег по перу, с наводящими вопросами оператора-ведущего из-за камеры. Когда действо началось, мне даже стало как-то не по себе: все было и вправду как в кино. Не хватало только девочки с хлопушкой.
Для начала нас с Муховским представили. Меня – как «молодого перспективного литератора», а Костю – как «популярного автора-исполнителя, выступающего под сценическим именем Сенсей». Первый вопрос был обращен ко мне.
– Тяжело ли живется и работается писателю в эпоху перемен? – поинтересовался чувак с камерой.
Я высказался в том духе, что писателю в любую эпоху живется хреново. То ли дело зубной врач – у него всегда все стабильно
