потому что я не хожу на выборы. Не обижайтесь, Берта, но ваши визиты ничего хорошего нам еще не сулили.
– Война?! – лицо старушки вытянулось, глаза округлились. – Ох, Сэмюэл…
– Пустяки. Чья‑то глупая шутка.
Сенк решил заранее предвосхитить все нехорошие мысли в его сторону.
– Нельзя так шутить…
– Ну, я тут и ни при чем. Это ж не я писал.
– Я понимаю. Но и вы поймите, что же мне делать с вашими записками. Сейчас‑то на мне забота о хлебе насущном. Муж мой совсем плох стал со своей мигренью. Да и возраст уже не тот. Вы мне лучше скажите, как у вас с деньгами‑то. Разберетесь?
– Да уж как‑нибудь разберусь, – буркнул Сенк. Его удивила фраза о мигрени. Она ведь не передается воздушно‑капельным путем. Она вообще никаким путем не передается.
– Да еще эти шутники, чтоб им скисло. Так и до инфаркта недалеко. Может, мне попросить социальных работников…
– Не может.
– Но вам же надо…
– Не надо. – Он был резок. – От социальных работников, извините, еще меньше добра, чем от вас.
– Вы мне вот что еще скажите, – она медленно приблизилась, блуждая взглядом по сторонам, – от кого все‑таки записка? Меня начальство спрашивает, а что я отвечу?
– Отвечайте, что это не их собачье дело.
– Бог с вами, нельзя же так, – почтальониха была образцово‑показательной.
– Берта, родненькая, ну неужели вам так сложно соврать что‑нибудь своему начальству? Что, все эти студенты, которых они нанимают на треть ставки, как и вы – юродиво честны? Или вам доплачивают за честность? Я не прав? Кто там у вас страдает параноидальным синдромом? – все это Сенк говорил неприступным, словно крепость, голосом. Ровным, решительным. – Тем более, это ж такая мелочь.
Жена почтальона снова отмахнулась.
– Ну поверьте мне, – он смягчился, – нету здесь никакой уголовщины. Уймите свое криминалистическое воображение! Разве я похож на мафиози?
– Да что вы, но…
– Вот и супер. Всего вам доброго, Берта. Хорошего вечера. – Ему не терпелось избавиться как можно скорее от Системы, не в меру навязчивой, даже в лице этой милой пожилой мадам. Гнев из‑за несправедливости. Кому там на почте не понравились его записки? Их текст никого не касается.
– До свидания… – жена почтальона, расстроенная и растерянная, медленно побрела к двери. Чувство, что ее только что выгнали такие добрые с виду люди, целиком охватило ее. Она начала чувствовать приближение головной боли. Наверное, мигрень.
Сенк уважал стариков. Но когда в них зарождалась возрастная слабость духа (то бишь сила предрассудков), его утомляло даже непродолжительное общение с ними. Если сравнивать его сестру и Берту, то скорее уж восьмилетняя девочка узрит Истину, чем почтальониха с накопленным годами мусором. Доверчивость Матильды позволяет беспрепятственно видеть правду. Доверчивость Берты позволяет ей слепо верить в ложь.
