ночь в кутузке, он выглядел довольно свежо и респектабельно. Темные вьющиеся волосы с легкой проседью на висках были аккуратно зачесаны назад, глаза смотрели на супругу прямо, с легким прищуром.
Саня с минуту молчал, переводя взгляд с одного родителя на другого, затем повернул голову в сторону чемодана. Ясно: чемодан плюс появление бабули означают, что мать позвонила ей и сейчас выпроваживает отца из дома. Вообще-то утренний Санин порыв по поводу вчерашнего поведения отца уже угас. Совсем другие мысли заполнили разум, и домашние проблемы, которые буквально час назад он воспринимал как величайшее зло, отошли на задний план, стали просто досадным неудобством.
– Не надо меня в алкаши записывать, – тихо, но твердо произнес отец. – Больше ни капли.
Мама повернула к нему лицо, подняла ладонь с колена, дернула губами, собираясь что-то сказать, но в итоге только махнула рукой в его сторону.
– Ну и что ты машешь на меня?! – раздраженно воскликнул отец. – Машешь и машешь! Сказал – не буду! Ты же меня знаешь!
– Да вот уже сомневаться начала, – наконец заговорила мама. – Ты мне за последний год столько крови попил…
Она опять махнула рукой и замолкла, словно собираясь с мыслями. Затем встала со своего места и вышла на кухню.
Отец хмуро взглянул на сына. Саня неожиданно почувствовал, как на него наваливается что-то тяжелое, неподъёмное – ощущение ответственности за происходящее, ответственности за принятие последнего решения. Чувство было незнакомым, пугающим, но одновременно окрыляющим, придающим силы. Он интуитивно ощутил себя старшим среди этих близких ему людей, как чувствовал себя старшим в компании подростков, которые не устраивают голосований, выбирая вожака, но беспрекословно подчиняются воле более сильного. Сейчас Саня был духовно сильнее этих людей, не желавших хоронить прошлое, но и не видящих дороги в будущее. Взрослых, умудренных жизненным опытом, но растерявшихся перед жизненными трудностями, запутавшихся в своих отношениях.
Саня решительно прошел вслед за мамой. Она стояла лицом к окну, и плечи её тихо вздрагивали от беззвучного плача. Он нежно обнял её и, уткнувшись лицом в затылок, тихо спросил:
– Ты окончательно решила?
Она провела ладонью по щекам, убирая слезы, слегка повернула к сыну голову.
– Ничего я не решила. Но так дальше продолжаться не может. Ты же сам видишь, куда…
Она умолкла, накрыла влажной от слез ладонью его ладонь и снова уставилась в окно.
– Ну и хорошо, что не решила, – неожиданно бодрым голосом заговорил Саня. – Мне кажется, не всё потеряно. Не гони его.
Мать повернулась к нему всем телом, отстранила от себя и посмотрела в глаза.
– Ты правда так считаешь? – уже с надеждой в голосе спросила она.
– Конечно! Он же обещал. Ты же сама сколько раз говорила: «Слово отца – кремень».
Мама задумчиво
