резидента в герцогстве Варшавском. При этом сей умный, но бесконечно наивный человек, хоть и дипломат, как видно, даже и не думал предполагать, что неудача его миссии напрямую прежде всего связана именно со многими моими действиями. Он считал, что едва ли не всё дело в жидах, наводнивших герцогство. Это, конечно, важный фактор, но всё же отнюдь не исключительный.
Итак, барон ничуть не догадывался и об моих кознях, и он совершил, как я уже писал выше, может быть, самую большую ошибку в своей жизни – отбывая в Париж, оставил у меня на сохранение все бумаги своего бюро, дабы я их вручил тому, кто займёт его место.
Архиепископ Прадт, назначенный на место барона, прибыл в Варшаву мая 25-го дня. Я обещал ему доставить биньоновские портфели, но так и не успел. Зато такая возможность вскоре представилась Барклаю де Толли, военному министру российской империи.
Вообще зная то недоверие, которое Боунапарте имел к духовенству, все в Варшаве были поражены таким назначением, но всё дело в том, что Прадт был агентом императора ещё в испанских делах и находился в ссоре с римским папою. Ещё в апреле месяце Прадт получил приказание следовать за императором в Дрезден, а оттуда он был отправлен в Варшаву с поручением приготовлять поляков к предстоящим военным действиям против Российской империи.
При этом, сказывают, Боуанапарте заявил с присущей ему цинической резкостию: «Вы должны понимать, что я призвал вас не для того, чтобы отправлять там церковную службу. Надобно держать в руках целое государство. И смотрите за женщинами: они имеют большое значение в стране. Доведите поляков до восторга, но не до безумия».
Ещё архиепископу дана была и письменная инструкция (он мне показывал её). Прадт должен был возбуждать и говорить полякам о военных приготовлениях, но не был уполномочен обещать им восстановление Польши. Как писал потом саркастически Биньон в своих записках, «Польша должна была сама победить Россию (!!!). Таковы были желания, намерения и инструкции, данные Наполеоном новому чрезвычайному посланнику».
Прибыв в Варшаву, Прадт поместился во дворце Станислава Потоцкого. Вообще он обнаружил вдруг и сразу пышность в образе жизни своей и открыл свой дом для всех, кто желал засвидетельствовать ему своё почтение, как представителю великого Боунапарте.
Архиепископ начал давать вечера, на которых появлялось множество дам. Полякам внове было видеть человека, имевшего веский духовный сан, окружённого красивыми молодыми слушательницами, старающимся занимать их и удовлетворять малейшие их прихоти со всею угодливостию французского придворного.
Как поляки ни любили роскошь, как ни подчинялись они охотно власти французского императора, но с трудом переносили поступки его посланника. Поляки увидели в архиепископе лишь высокомерного болтуна, и Прадт незаметно для себя сделался орудием многих из тех, о ком так презрительно отзывался. А тем. что он был исключительнейший дамский угодник, этим нельзя было не воспользоваться, и этим мы воспользовались.
Мне ясно было сразу: Прадт с легкостию
