он в эту минуту стал другим человеком. Солдатом, который слишком долго выживал в недрах войны.
– Я знаю, как это действует…
Я пытаюсь заговорить. Несомненно, пытаюсь.
Но вместо этого выпускаю папину руку и уплываю в темноту.
Наутро меня будит едкий запах соли. Кто-то отворил окно, впустив в комнату прохладный осенний ветер и яркий солнечный свет. Буря закончилась. Прежде чем открыть глаза, я даю волю воображению. Подо мной моя старая кровать, ветер долетает с реки, и решать нужно только, пойти или не пойти в школу. Но утешения в этом немного. К той жизни, хоть она и была проще, я бы не вернулась, если бы смогла.
У меня есть дела. Я должна позаботиться о списке Джулиана, начать подготовку к этому масштабному предприятию. И если мне понадобится Кэл, кто посмеет отказать? Если на кону – спасение многих жизней от петли, кто скажет «нет»?
Что-то подсказывает мне, что, например, человек с кровавым глазом. Но я отгоняю эту мысль.
Гиза лежит, растянувшись, на койке напротив и здоровой рукой выдергивает нитки из куска черной ткани. Она даже не смотрит на меня, когда я потягиваюсь, треща суставами.
– Доброе утро, деточка, – говорит она, не скрывая ухмылку.
И получает подушкой по физиономии.
– Не начинай, – предупреждаю я, втайне радуясь, что она дразнится. Вот если бы и Килорн вел себя так же, став чуть более похожим на рыбацкого мальчишку, которого я помню.
– Все в столовке. Завтрак еще не закончился.
– А где лазарет? – спрашиваю я, подумав про Шейда и Фарли.
Сейчас сестра – один из моих основных союзников.
– Тебе надо поесть, Мэра, – строго говорит Гиза и наконец садится. – Я серьезно.
Тревога в ее глазах смущает меня. Очевидно, я выгляжу хуже, чем предполагала, раз уж Гиза обращается со мной столь бережно.
– Ну а где столовка?
Фыркнув, она встает и бросает рукоделье на постель.
– Так я и думала, что буду нянькой, – бормочет сестра, совсем как мама, когда сердится.
На сей раз она увертывается от подушки.
С утра мы быстрей преодолеваем лабиринт коридоров. По крайней мере, я помню дорогу – и мысленно отмечаю двери, мимо которых мы проходим. Некоторые открыты – за ними пустые спальни и немногочисленные отдыхающие Красные. То и другое внятно свидетельствует о предназначении казармы номер три, которая, очевидно, отведена для семейных. Здешние обитатели не похожи на бойцов Гвардии, и я сомневаюсь, что большинство из них когда-либо участвовали в сражении. Тут есть и дети, даже совсем маленькие, которые бежали вместе с родителями или были привезены на остров. Одна комната буквально набита старыми, поломанными игрушками, а стены спешно выкрашены в тошнотворно-желтый цвет в попытке сделать бетон повеселее. Никакой надписи нет, но я понимаю, для кого отведено это помещение. Для сирот. Я быстро отвожу глаза, глядя куда угодно, только не на эту клетку для живых призраков.
По всему
