пьют наши кони из тех златоструйных источников,Где Люва сменяет своих лошадей?
Ты смотришь на юность мою и боишься,
Потому что вот я исчезаю,
И больше не видно меня?
Не остается ничто.
О, дева! Но я говорю тебе —
Я, уходя, ухожу к жизни удесятеренной,
К миру, к любви, к святым восхищениям.
Незримо сходя, тяготеют
Бестелесные крылья мои
Над бальзамическим ликом цветов,
К Росе светлоглазой ласкаются,
Чтоб впустила меня она в свой золотистый шатер —
Дева в слезах преклоняется с трепетом
Пред восходящим Солнцем,
Пока мы не встанем, соединенные,
Золотистая сольет нас перевязь,
И никогда уже не разлучимся,
Блуждаем, соединенные,
Питая все кроткие наши цветы».
«Правда, о, малое Облако?
Я боюсь, что мы не похожи;
Потому что я прохожу по Гарским долинам
И вдыхаю дыханье нежнейших цветов,
Но не питаю я малых цветов;
Щебетание птиц слышу я, но их не питаю,
Они улетают и сами находят свой корм.
Но Тэль им уже больше не радуется,
Ибо я увядаю.
И все скажут: „Без пользы жила
Эта блестящая женщина.
Не жила ли она лишь затем,
Чтобы в смерти быть пищей червям?”»
Облако нежно склонилось
На своем воздушном престоле
И так отвечало: «О, дева небес,
Если ты пища червям,
Как велико это, как велико благословенье твое.
Все, что живет, живет не одно, не для себя одного.
Не бойся, Червя воззову я бессильного
С низкого ложа его
И ты его голос услышишь.
Приди, о, Червь безмолвной долины,
К царице задумавшейся».
Беспомощный Червь поднялся
И на лилейном листке поместился,
А блестящее Облако дальше поплыло, вперед,
Чтоб найти подругу в долине.
3
Тогда Тэль, удивленная,
На Червя посмотрела
Меж тем как раскинулся он на росистом ложе своем.
«Неужели ты – Червь, образ слабости?
Я вижу тебя как ребенка,
Закутанным в нежный лилейный листок.
О, не плачь, малый голос;
Говорить ты не можешь, но можешь ты плакать.
Это – Червь?
Я вижу тебя, ты лежишь, обнаженный, беспомощный,
В слезах, и никто не ответит тебе,
Приласкать тебя некому
С материнской улыбкой».
Глыба Земли услышала горе Червя
И, проникнувшись жалостью,
Главу подняла свою.
Над ребенком заплакавшим нежно склонилась она,
Млечной нежностью жизнь ее тайно дохнула,
Потом устремила на Тэль она пристальный взгляд
Смиренных очей своих.
«О, красота этих Гарских долин,
Не для себя самих мы живем.
Ты видишь, кажусь я и скудной и низкой такою.
Я и есть такова.
Сама по себе, грудь моя холодна,
Темна моя грудь, сама по себе;
Но
