Теллера случались в прошлом подобные исчезновения?
– Господи, конечно нет! И он никогда так не болел, исключая его приступы малярии. Потому это и было так тревожно.
«Было», а не «есть».
Как если бы разгадка уже была им известна.
– Сегодня рано утром полиция нашла одежду Теллера у человека, который утверждает, что обнаружил ее на берегу Темзы.
– Но он не мог… – Она оборвала фразу. – Надеюсь, вы не верите, что Уолтер утопился?
– Миссис Теллер, человек исчез на несколько дней. Половина Лондона его разыскивает и нигде не находит. Самоубийство остается возможной версией.
Ратлидж поблагодарил Сюзанну и откланялся. Но его не покидало чувство, что карты показывали не слишком удачный день для семьи Теллер.
Утро было длинным. Ратлидж передумал ехать в Ярд и вместо этого свернул к дому Франс.
Ратлидж провел столько времени, сколько мог, со своим крестным. В течение дня Тревор развлекал мальчика лебедями в Сент-Джеймс-парке, воронами в Тауэре и жирафами в зоосаду Риджент-парка. А вечерами, когда ребенка укладывали спать, двое мужчин сидели в саду, разговаривая, как они часто делали до войны.
Тревор был прекрасным архитектором, но смерть сына отправила его на покой.
– Помню, – сказал он однажды вечером, – как твои родители жили в этом доме и какие вечеринки они устраивали. Ничего изощренного, но мы всегда ими наслаждались. Иногда твоя мать сидела в гостиной и играла на рояле, покуда твой отец и я пили бренди после обеда. Она была превосходной пианисткой. Твой отец ею гордился.
– Я помню ее игру, – кивнул Ратлидж. – Хотелось бы, чтобы Франс пользовалась роялем время от времени. Но он годами стоит закрытым.
– Да. – Тревор вздохнул. – Расскажи мне о Франс. Она не замужем. Был кто-нибудь в поле зрения?
– Я всегда думал, что Франс выйдет за Росса. Но она полюбила кого-то другого. Из этого ничего не вышло и не могло выйти. Позже еще один мужчина привлек ее внимание. Я полагал, что Франс влюблена в него. Но она не упоминает о нем уже несколько недель.
– А как насчет тебя?
Ратлидж неловко заерзал на стуле.
– Вряд ли я достаточно излечился от войны, чтобы думать о женитьбе.
– Неужели ты все еще горюешь по Джин?
Ратлидж отвернулся, глядя на сумерки, переходящие в вечер.
– Нет. Я горюю по ней, но не из-за любви, а из-за печали, что ее жизнь не была наполнена счастьем, которого она искала так упорно.
– Да, война многому положила конец. Я помню царствование короля Эдуарда и думаю, что мы пребывали в блаженном неведении относительно грядущего. Хотя были разговоры об амбициях кайзера, никто не принимал их всерьез. Я помню эти дни, как залитые солнечным светом и не омраченные тенями.
– Очевидно, половина Британии чувствует то же самое, – отозвался Ратлидж.
Они засмеялись в темноте.
– Я что-то пропустила? – сказала Франс, шагнув в сад.
Тревор
