Утешителем.
Рабыней.
A он будет лежать как в дурмане, и дышать, дышать, дышать…
Прикидываться спящим.
Андиаминские высоты вновь лязгали и гудели своей подземной машинерией, вновь ожившей… воскрешенной. Благословенная императрица направилась в опочивальню, извлекая длинные шпильки из своих волос.
– Какой-то частью себя она будет следить, – прошептал его проклятый брат.
– Тихо!
– Святейший дядя что-то рассказал ей.
Пять золотых келликов блестят на темной ладони Нареи.
Имхайлас исчезает, унося жар собственной крови.
Коллегианин со смехом говорит девушке: «И вот тебе серебряный грош, помяни ее…»
Эсменет поднималась по мраморной лестнице, и ее сопровождали отчаянные образы из прошлого. У нее голова шла кругом от мрака тех дней, скорби по Айнрилатасу, беспокойства о Кельмомасе и Телли, страха перед священным шрайей Тысячи Храмов. Солдаты разбегались при ее появлении, и кованые железные фонари, выставленные ради ее же удобства, раскачивались, словно на прутиках лозоходца. Она шла по ступенькам, и тени ее колебались, расщеплялись и соединялись.
По улицам градом гремели копыта. Офицеры рявкали на свои подразделения. Никто не ожидал неприятностей, однако посреди всего беспорядка последних дней она предпочитала ошибиться, проявив излишнюю бдительность. Довольно было и одного мятежа, едва не унесшего ее жизнь.
Было важно появиться здесь в собственном обличье, подобающем Анасуримбор Эсменет, благословенной императрице Трех Морей. Она впивала всю радость триумфального явления, вздорного и пустого наслаждения вернуться хозяйкой туда, где прежде была рабыней. Вместе с ней поднималась по лестнице сама империя!
Эсменет остановилась наверху, удивленная тем, что почти не узнает это место. Однако Имхайлас привел ее сюда ночью, растерянную и полную смятения, и потом она не переступала порога Нареи до того дня, когда по прошествии нескольких недель шрайские рыцари выволокли ее отсюда, не обращая внимания на слезы и крики. Она огляделась по сторонам, осознавая, что, по сути дела, и не бывала на этой лестнице или в этом зале. Солдатские фонари подчеркивали неровность штукатурки. Изумрудная краска шелушилась в одном направлении, напоминая змеиную шкуру.
Эсменет увидела, что дочь ждет ее возле двери, лицо ее казалось бледным пятном во мраке. Платье Телиопы (тоже ее собственного пошива) состояло из черных и белых кружевных плиссе, таких мелких, что временами они напоминали захлопнутый манускрипт, расшитый повсюду крошечными черными жемчужинами. Льняные волосы Телли были высоко зачесаны и спрятаны под подходящим головным убором. Эсменет улыбнулась, увидев пред собой собственное дитя, которому доверяла. Она понимала, что в жизни тирана доверие нередко сходит на нет, оставляя слышным лишь голос крови.
– Ты сделала все очень хорошо, Телли. Спасибо тебе.
