сколько времени потребуется, чтобы закопать ее здесь? Сколько времени еще ему отпущено?
– А почему ты уже не сказала ей?
Он ощущал на себе ее внимательный взгляд – и удивился, что все эти годы полностью игнорировал ее. Насколько он помнил, она всегда слишком старалась, чтобы ее не забыли, a теперь…
А теперь она становилась следующим глазом, который следует выколоть.
Кровь на белой коже всегда кажется как-то ярче…
– Потому что столица нуждается в своей императрице, – проговорила она голосом, исходящим из ее собственной тени, – а ты, младший брат, сделал ее слишком слабой… слишком надломленной, чтобы услышать про твои преступления.
При всей деланой тревоге и раскаянии, в которые он постарался облачить собственные манеры и выражение лица, Анасуримбор Кельмомас усмехнулся в душе. Его близнец панически вскрикнул.
Истина.
Всегда становится таким бременем…
Небольшой столик, крытый белой шелковой скатертью, стоял посреди дороги шагах в тридцати от Эсменет, смотревшей с Маумуринских ворот. В центре красовался синий стеклянный кувшин, лебединую шею и тулово которого окутывала золотая сетка, украшенная семнадцатью сапфирами. Рядом с ним была оставлена пустая золотая чаша.
Фаним потребовали начать переговоры сразу же после рассвета. Посольство возглавил ни много ни мало сам Сарксакер, младший сын Пиласаканды, бесстрашно подъехавший к тому месту, где его уже могли достать стрелой, и забросивший копье с посланием как раз туда, где теперь стоял столик. Известие оказалось простым и лаконичным: в четвертую стражу после полудня падираджа Киана встретится с благословенной императрицей Трех Морей у Маумуринских ворот, чтобы обсудить условия взаимного мира.
Конечно же, это военная хитрость – решил единогласно ее военный совет. Все его члены сочли безумным ее намерение принять предложение за чистую монету, что она поняла не столько по высказанным мнениям, сколько по интонации их голосов. Никто более не смел оспаривать ее власть, даже когда это, возможно, и следовало бы сделать.
И в итоге она в окружении свиты оказалась на бастионе, над воротами между двух колоссальных маумуринских башен, посрамленная их каменным величием.
– Так какую же цель вы преследуете? – негромко осведомился стоявший рядом с ней экзальт-генерал Саксис Антирул.
– Хочу послушать, что он скажет, – ответила она, вздрогнув от того, как громко прозвучал ее собственный голос. Здесь, за городской оградой, бой барабанов казался более громким, более грубым и не столь ирреальным. – Взвесить его.
– Но если он хочет просто выманить вас из города?
Будучи изгнанницей, она ненавидела Саксиса Антирула, проклинала его за то, что он встал на сторону ее деверя. В то время его переход на сторону Тысячи Храмов погубил все ее надежды одолеть Майтанета и спасти своих детей. Она даже вспомнила перечень всех мучений, которым собиралась предать его, после того как вернется ее муж и восстановит должный порядок. Но теперь благодаря изменчивости обстоятельств испытывала в его обществе сентиментальное утешение.
