нахмурилась.
– Вы сами сказали это в Ксотее, – заметил он с особой серьезностью во взгляде. – Он сам выбрал вас.
Ее всегда смущала их уверенность в том, что Келлхус не может ошибиться.
– И рассказы о сегодняшнем эпизоде, – продолжил он, бросив со стены мутный взгляд в сторону врага, – будут служить им напоминанием.
Или обманывать их.
Бойницы ради ее безопасности прикрыли толстыми тесаными досками, однако ей все равно приходилось приподниматься на цыпочки, чтобы с какой-то долей достоинства выглядывать из-за зубцов. Теперь все до единого следили за конным отрядом фаним, пробиравшимся по соседним полям и порубленным садам. Тысячи еретиков комарами усеивали отдаленные холмы, где они, блестя обнаженными торсами, собирали машины, с помощью которых надеялись обрушить темные стены Момемна. Насколько могла видеть Эсменет, многие и многие из них бросали пилы и топоры, чтобы посмотреть на происходящее у ворот.
Солнце светило ярко, однако воздух уже нес в себе торопливый холодок, принадлежащий более позднему времени года. С Андиаминских высот ей могло казаться, что все следует знакомым по прежним временам путем. Но здесь было не так. Она успела забыть то чувство, когда смотришь на полные опасностей дали, когда стоишь на самой границе действия своей власти. Здесь кое-кого казнили за пренебрежение, проявленное к ее роду; a там, за стенами, другого убили за неправильное произнесение ее имени.
Оценки по-разному определяли численность войска Фанайала. Финерса утверждал, что падираджа-разбойник привел с собой не больше двадцати – двадцати пяти тысяч кианцев и еще пятнадцать тысяч всякого сброда, начиная от изгнанных фаним некианцев до пустынных разбойников – по большей части кхиргви, интересующихся только грабежом. Если бы Момемн располагался на обращенной к морю стороне равнины, посчитать их число было бы несложно, а здесь, быстро перемещаясь среди окрестных холмов, фаним могли осаждать город, не особо раскрывая численность войска и его диспозицию. Имперским математикам приходилось действовать, опираясь лишь на слухи и число далеких костров. Пользуясь старинной методикой, постоянно усреднявшей самые свежие оценки с результатами прежних подсчетов, они заключили, что фаним насчитывается около тридцати тысяч, что существенно меньше сорока пяти тысяч, на которых настаивал начальник тайной службы.
С учетом того, что сама Эсменет располагала для защиты столицы всего восемью тысячами обученных воинскому делу душ, обе оценки не вселяли в нее надежды – особенно если учесть слухи о том, что стены Иотии обрушил кишаурим. Ее доверенный визирь, Вем-Митрити, стоявший в своем объемистом черном шелковом облачении в нескольких шагах от нее, брызгая слюной, клялся и божился, что ей нечего опасаться. Сами брызги, впрочем, свидетельствовали об обратном. Пылкие страсти всегда были грехом дураков, a война, как и азартная игра, дураков любит.
Вид приближающегося отряда фаним зацепил ее, a потом она увидела стяг
