И все. Я разозлился, хотя и сомневался, что он и впрямь так думает. Ясно, у него возникли вопросы, и все же он должен был догадаться, что правда где-то в другом месте зарыта. Я перевернул листок и написал: «Наверное, и по-другому могло случиться, но вышло, как вышло. Надеюсь, ты еще помнишь, что рисую я лучше тебя?»
На третье утро меня отвели в морг. Там мы проторчали долго. Был составлен протокол, по которому я подтверждал, что трупы опознал, и признаю, что обоих уложил я. Расписался, и мы вышли наружу. Легавые усадили меня в машину и вернули обратно.
Вечером я написал Хаиму всего два слова: «Как ты?» Когда надзиратель вернулся, сказал: «Твоего друга нет. Его освободили». Мне стало так грустно – пока он был здесь, я, несмотря ни на что, не чувствовал себя таким одиноким.
Через три дня меня перевели в отделение для несовершеннолетних губернской тюрьмы. О событиях на Кукии здесь слышали еще до моего появления и ко мне относились с таким уважением и одновременно опасением, что я чувствовал себя так хорошо, как никогда раньше.
16
У легавых были свои информаторы среди евреев, и они были уверены, что за этим делом стояли заказчики. С яростью требовали от меня, чтобы я рассказал всю правду. Правда же, по их мнению, была в том, что убийство Чомбэ и Хихоны было заранее спланировано Трокадэро и его друзьями, а я просто сглупил и исполнил.
Не жалея времени и сил, говорили они со мной, то обещали скостить срок, то угрожали, что окончательно погубят, но я твердо стоял на своем, ничего не прибавляя и не убавляя, точно следовал советам Тамаза. Меня так жестоко избивали, что я пять раз терял сознание, в чувство меня приводили врачи. В итоге у меня появился азарт не уступить им. Больше я ни о чем не думал, будто все остальное потеряло значение, наконец, когда я на их глазах перегрыз себе вены на обеих руках и все там вымарал в крови, у них так перекосились лица, что я понял, меня оставят в покое, и первый раз в жизни почувствовал уважение к самому себе.
В конце концов закончилось предварительное следствие, и ко мне явился адвокат. По тем временам до окончания предварительного следствия к заключенному и близко не подпускали адвоката. Мой адвокат казался деловым и уверенным в себе человеком.
– Меня нанял твой друг, – объявил он и передал мне письмо Хаима. Письмо было написано приблизительно так: «Надеюсь, ты веришь, что услышанное очень расстроило меня. Уверен, если бы я был на свободе, дело бы до такого не дошло. Сейчас пытаемся тебе помочь, посмотрим, что у нас выйдет».
– Мы должны добиться права освидетельствовать тебя на психиатрической комиссии, – сказал адвокат, – если тебя признают умалишенным, то после этого тебе здесь делать нечего, отпустят домой.
Меня бросило в дрожь: «Получится?»
– Я знаком с председателем комиссии, встречусь с ним и договорюсь.
Я догадался, часть денег, полученных от евреев, Трокадэро отдал Хаиму. А иначе откуда было взять Хаиму денег на адвоката, а тем более на взятку председателю комиссии? Я не удивился, в том деле, по справедливости, мне тоже причиталась доля.
