сих пор у него не случалось сотрясения мозга, то теперь он мог смело внести его в список перенесенных травм.
Затем дверь распахнулась и вошел старший детектив, на его бесстрастном лице отразилось любопытство, а затем и веселое изумление, когда взгляд его остановился на Бобе.
Он ткнул в него пальцем:
– Утренние мессы в Святом Доминике.
– Точно, – кивнул Боб.
– Мы встречаемся каждое утро – сколько уже? – два года? Три? И до сих пор не познакомились. – Он протянул руку. – Детектив Эвандро Торрес.
Боб пожал ему руку:
– Боб Сагиновски.
Детектив Торрес пожал руку и Марву.
– Я сейчас переговорю с моими девочками – то есть, прошу прощения, с сотрудниками полиции, – а потом мы все вместе побеседуем о том, что тут случилось.
Он отошел на несколько шагов к патрульным Фентон и Бернардо, и они о чем-то негромко заговорили, часто кивая и энергично жестикулируя.
– Ты знаешь этого парня? – спросил Марв.
– Не знаю, – сказал Боб. – Мы ходим в одну церковь.
– Какой он человек?
Боб пожал плечами:
– Я не знаю.
– Вы ходите в одну церковь, и ты не знаешь, что он за человек?
– А ты знаешь всех, кого регулярно встречаешь в спортзале?
– Это разные вещи.
– Почему?
Марв вздохнул:
– Потому.
Торрес вернулся к ним, широко улыбаясь, – жемчужные зубы сверкают, глаза блестят. Он попросил Боба и Марва, каждого по отдельности, снова рассказать все, что они запомнили. Их рассказы получились почти одинаковыми, хотя они разошлись относительно того, как тип с пистолетом назвал Марва – ублюдком или уродом. Зато в остальном были единодушны. Они, не сговариваясь (у них не было на это времени), выпустили эпизод, когда Марв спросил толстяка, знает ли тот, кому на самом деле принадлежит бар. Секрет такого единодушия прост: в Восточном Бакингеме, в родильном отделении больницы Святой Маргариты над входом крупными буквами написано: «Держи свой поганый рот на замке».
Торрес что-то записывал за ними в свой блокнот.
– Значит, получается: лыжные маски, черные свитеры, черные пальто, черные джинсы, худой нервничал сильнее подельника, но в целом оба держались вполне хладнокровно. Больше ничего не вспомните?
– Больше ничего, – сказал Марв, включая любезную улыбку, ну прямо мистер Благонамеренный.
– У того, который стоял ближе ко мне, – сказал Боб, – часы не ходят.
Он ощутил на себе взгляд Марва, увидел, что Рарди, державший у лица пузырь со льдом, тоже посмотрел на него. Под страхом смерти Боб не смог бы ответить, с чего он раскрыл рот. А затем, еще больше удивляясь себе, он еще и добавил:
– И циферблат был развернут сюда. – Боб показал внутреннюю сторону запястья.
Ручка Торреса замерла над листом бумаги.
– И стрелки не двигались?
Боб
