style="font-size:15px;"> Лиза улыбнулась как-то очень уж бледно. Осушив стопку единым духом, Савельев склонился над тарелкой, выловил ложкой пельмешек, прожевал его, мотнул головой. Жизнь вроде бы снова представала беззаботной и упорядоченной, безо всяких шаманских странностей.
– И осталось нам менее трети пути, милая, – сказал он бодро, можно даже выразиться, браво. – А там город, цивилизация, железная дорога – и Петербург впереди… Что ж ты насупилась, золото мое самородное? В столицу едем…
– Вот то-то… – печально сказала Лиза.
– А что такое?
– Мне только сейчас в голову пришло… – она потеребила двумя пальчиками высокий ворот платья под распахнутой шубой. – Как же, я по столице ходить буду? Там же европейские моды, на меня будут глазеть, как на чучело гороховое… Верочка Иртеньева рассказывала, что там каждая горничная старается щеголять согласно европейской моде. И кем же я буду выглядеть…
Ухмыльнувшись про себя этим типично женским рассуждениям, Савельев сказал беззаботно:
– Да уж, мне значительно легче. Мундир везде одинаков, был бы отглажен, а сапоги должным образом сверкали…
– Я серьезно… Ведь буду, как чучело…
– Пустяки какие. Мы же это, Лизонька, обсуждали уже. Некоторой суммой для обустройства располагаем, – он не глядя похлопал по тугому боку одного из дорожных мешков. – Как выразился бы его степенство Николай Флегонтыч, и золотишко звенит, и ассигнации похрустывают. Дворцов и роскошных выездов пока не обещаю, но уж в затрапезе ты у меня никоим образом ходить не будешь, уж экипировать-то тебя смогу получше, чем столичных горничных…
– Да, когда-то это еще будет… – с шутливой капризностью произнесла Лиза. – Пока до этого дойдет, на меня на петербургских проспектах смотреть будут, как на чучело, в первое время…
– Не будут, – заверил Савельев. – Поскольку ты будешь в шубе, под коею платьишко устарелого провинциального артикула разглядеть вовсе даже и невозможно. А таращиться на тебя будут точно, но не как на чучело, а как на ослепительную сибирскую красавицу. Светски выражаясь, этуаль… Мон этуаль, сиречь звезда моя… – он, поразмыслив, налил себе еще водки, решив этим и ограничиться. – Ах, Лизавета Дмитриевна, знали б вы, как во мне кровь играет…
Лиза благонамеренно потупилась.
…Сон ему приснился не то чтобы кошмарный или просто пугающий, но какой-то странный и вроде бы неправильный. Неправильность эта ощущалась остро. Случается, пусть и редко: спящий прекрасно осознает, что спит и наблюдает не реальность, а сон, вот только вырваться из этого сна не может, продолжает существовать в насквозь иллюзорных событиях, повинуясь их ходу, не в силах сопротивляться, противостоять, бороться. Это само по себе бывает довольно тяжко.
Примерно такое с ним происходило. Поручик Савельев долго шагал по широким сводчатым коридорам, словно бы пробитым в дикой скале с величайшим тщанием, так что окружающий
