положению, а за его плечом как пришитый долговязый переводчик. Снова этот неподражаемый японский поклон…
– Канэтада-сан говорит: проснувшись утром, он обнаружил, что лишился определенного количества золота в виде монет и ценных изделий, но заверяет, что решительно не намерен выдвигать обвинения и претензии в адрес кого бы то ни было из присутствующих здесь господ и просто русских людей ввиду уверенности в их полнейшей непричастности…
После этой тирады японцы не удалились, как следовало бы ожидать, а остались стоять в сторонке. Ум у поручика помаленьку заходил за разум, ничегошеньки он не понимал спросонья – а то, что слышал, никакой ясности не внесло. Растерянно оглядывая собравшихся, он какое-то время ломал голову над тем, к кому же обратиться, – и, наконец, решившись, шагнул к Самолетову, загадочно ухмылявшемуся под нос. Тихонечко спросил:
– Николай Флегонтыч, что за страсти? Я так понимаю, ночью обокрали, и не одного?
– Мягко сказано, Аркадий Петрович, – отозвался купец так же тихо, с той же загадочной улыбочкой. – Вы вот что… У вас ведь тоже наверняка золотишко имелось какое-никакое…
– Да пустяки, – пожал плечами поручик. – Малая часть денег была в золоте… У жены кое-какие украшения… Кольца… Мельком бросив взгляд на свою правую руку, он наконец сообразил, в чем ему чуялось некоторое неудобство. Кольца на пальце не было.
– Черт, надо же, – сказал он растерянно, – кольцо как-то ухитрился с пальца сронить… А вроде и прочно сидело…
Взгляд Самолетова изменился, став холодным и жестким. Крепко стиснув локоть поручика, будто тисками, он бесцеремонно отвел его в сторонку и зашептал:
– Аркадий Петрович, вы уж в просьбе не откажите… Посмотрите, что там с вашим золотом, на месте оно или нет… Душевно вас прошу, прямо-таки умоляю…
И такое было в его лице и голосе, что поручик спорить не стал, словно подвергшись гипнозу, послушно направился к своему возку. Самолетов неотступно следовал рядом, время от времени громко, задумчиво похмыкивая и крутя головой.
Поручик распахнул дверцу (у Самолетова все же хватило такта оставаться снаружи). Проснувшаяся Лиза, укрывшись полостью по самый нос, совершенно по-детски терла кулачками глаза, ежилась.
– Аркашенька, едем? Я проспала? Да нет, стоим…
– Стоим еще, ага… – отозвался поручик, переступая через ее укрытые полостью ноги, присаживаясь на корточки над одним из дорожных мешков.
– А что за шум? Натянуто улыбнувшись ей, поручик ответил:
– Да деньги у Панкрашина украл кто-то…
– Господи, как такое могло тут случиться?
– Случилось вот…
Распустив тугую шнуровку, он распахнул горловину и, прекрасно помня, куда уложил их скудные сбережения, запустил руки до самого дна мешка, расталкивая пятернями мешочки, свертки и пакеты. Нащупав нужное, вытащил плоский, прямоугольный замшевый
