снимать… я наклоняюсь к сумке, отворачиваюсь… приходит редактор, чтобы взять интервью. Я не смотрю в камеру, смотрю в стену, пытаюсь собраться… мне задают вопросы, отвечать сложно… голос ломается… что-то такое говорю…
Потом ко мне приходит Кристина, мы с ней говорим о Вигене, обе плачем… Говорим об их детстве, о его смерти, о том, что он не успел… вдвоем успокаиваемся.
Время час ночи… за мной приходит администратор и говорит, что пора ехать, что все ждут.
Я прощаюсь с ними, еще раз желаю им здоровья и того, чтобы они эту боль в себе победили.
Я уверена, что все у них будет хорошо и что виновные будут наказаны.
P. S. Виген стоит на деревянной дощечке… а перед ним… бездонное сиреневое море… его душа чистая, он может туда войти… там безмерное счастье и чувство покоя, облегчения, любви… он легок… его там ждут…
Но здесь… здесь его пока держат… но скоро… совсем скоро… он сможет… его отпустят…
31.03.2008
Женщина, потерявшая ребенка
На это испытание нас, экстрасенсов, позвали в разное время. Долго ждать не пришлось.
Прицепили «петлю», пошла на испытание. Захожу, стоит Виноградов М. В., говорит: «Нонна, здравствуйте! Вы должны рассказать о том, что произошло с этой женщиной 31 августа 2005 года». Я отвечаю: «Кажется, это будет сложно. Не помню, чтобы смотрела какой-то определенный день из прошлого… скорее, из будущего».
Начинаю смотреть, чувствую, информация идет. Говорю: «Первая информация – потеря ребенка. Когда я зашла, у меня заболело сердце». Смотрю на нее, продолжаю: «Вижу дачу, несчастный случай… природа». Встаю напротив, вхожу в транс, можно сказать, засыпаю стоя. Открываю глаза, начинаю исследовать ее биополе. Говорю, что зона головы в порядке, есть большие нервные расстройства, говорю, что сердце перегружено болью и страданиями, дохожу до живота… и показываю, что «вот здесь что-то такое… как отрезали… шрам вижу» (показываю пальцем от-до). Вникаю в суть, вижу операцию, говорю: «Разрезают как будто… что-то такое круглое… похоже на матку». Снова опускаюсь к животу, говорю: «Вам делали кесарево сечение? Я ребенка вижу». Она говорит: «Что вы можете сказать о ребенке?»
Я отвечаю: «Трагедию вижу… страшную». Она: «Вы уверены, что это мой ребенок?» Я: «Вы знаете, если бы ребенок был жив, его эфирное тело было бы желтеньким… а идет темный… черный». Снова спускаюсь к животу, «смотрю», говорю: «Вам удалили матку?» Она: «Да» Я: «Вы потеряли ребенка совсем маленького?» Она: «Да». Я: «У нее резко все началось, и пришлось срочно делать кесарево сечение. Потом ее отвезли, дальше я слышу, как она кричит: „Спасите ребенка“… Она просыпается, рядом санитарка. Она просит помочь, а та отмахивается, открещивается, ей это не нужно».
Она говорит: «Да, так и было. У меня пошло кровотечение, меня отвезли в больницу. Дальше я почти ничего не помню, помню только, что перед тем, как заснуть, закричала: „Спасите ребенка!“»
Я смотрю ей в
