на девчонок, готовых спорить до посинения. Но ждать пришлось долго. Дед Лисицын запасся выпивкой и куревом, а идти ему было некуда. Под шебуршание и бурчание деда, под треск дров в камине, а еще и от усталости ребята по очереди начали зевать. Первым задремал Павел. Зойка притулилась к Кире, пристроив рыжий хвостик у нее на плече. Киру сморило немногим позже.
Фаддей Иванович, подтащив плетеное кресло к камину, уселся и начал прикладываться к горлышку бутылки. Он удовлетворенно покрякивал, отирал губы, наслаждался покоем. Спешить было некуда. Часа через два он практически прикончил и бутылку, и пачку папирос. Папироса оставалась всего одна, а спички, как назло, закончились. Пьяный дед потянулся к недогоревшему камину за головешкой. Рука отяжелела, тлеющая деревяшка скатилась на коврик, совсем недавно служивший сиденьем для Павла. Дед захрапел…
Того, что произошло буквально через четверть часа, Мишка не мог толком описать ни тете Дуне, ни спасателям, ни журналистам. Он не сумел восстановить последовательность событий. Только помнил, как подбежал к дому и распахнул дверь, за которой ревело пламя. Помнил, как оттаскивал с порога безжизненное тело деда. Помнил несущийся к сараю огонь. Помнил, как раздался страшный удар – это рванула граната. Сарай содрогнулся, разваливаясь на глазах, а Мишка, оглохший, до смерти перепуганный, потерял сознание…
Татьяна
Никто и никогда не называл ее Таней. Ни Танюшкой, ни Танькой, ни Танечкой. Мать настояла на этом сразу же после крещения: ребенка следует называть полным именем. Саму мамашу звали для этих целей очень удобно – Нина. Тут уж ни убавить, как говорится, ни прибавить. В детстве Татьяна была злостной врединой. К тридцати годам она вполне могла считаться законченной стервой. В детский сад Татьяна, естественно, никогда не ходила. Детей сторонилась. Постоянные разбирательства матери со знакомыми и незнакомыми людьми по поводу инвариантности ее имени привили Татьяне ощущение собственной исключительности.
Так продолжалось до семи лет, пока не пришлось пойти в школу. Естественно, школа была элитарной. То ли гимназия, то ли лицей, то ли с углубленным изучением, то ли под чьей-то эгидой. Татьяна сменила столько средних учебных заведений, что ни номера, ни специфики своей начальной школы уже не помнила.
Одноклассников было немного, человек пятнадцать, от силы двадцать. Среди их имен обнаружились такие изысканные варианты как Афанасий и Скарлетт. Но детский коллектив, каким бы элитарным он ни был и под чьей бы эгидой ни состоял, живет по собственным логическим законам. Татьяну Кроль, не желавшую запросто зваться Танькой, перекрестили в Кролика. Что характерно, так поступали в каждой элитарной средней школе, куда Татьяну переводили чуть ли не по два раза за учебный год.
Наконец, Татьяне пришла пора получать паспорт, и она наотрез отказалась вписывать в удостоверение личности ненавистную фамилию. Семен Егорович был, мягко говоря, удивлен, когда дочь перебила в доме дорогую
