дело попробовать, а там – как карта ляжет.
– Хорошо, – согласился Береславский, не слишком надеясь на благополучный расклад карты.
И – ошибся. То ли соответствующим службам стало не до таких, как он, жертв секретности, то ли там действительно появились более умные люди, но загранпаспорт – служебный! – ему выдали в одно касание (учреждение Ильи оформило с ним временный договор), а шведы с удовольствием оплатили поездку, благо тогда она практически ничего не стоила. Более того, ему еще дали тридцать пять долларов командировочных! Почему именно тридцать пять? Да кто ж его знает! А спрашивать Ефим не собирался: вдруг их выдали по ошибке и теперь решат эту ошибку исправить?
(Для сравнения надо указать, что месячная зарплата Ефима-журналиста составляла восемь долларов. Конечно, он жил на другие деньги, постоянно подрабатывая написанием рекламных слоганов и листовок. Но все равно получить четырехмесячную зарплату в придачу к халявной поездке – поди плохо?)
«А ведь я и сейчас прибыл в Стокгольм так же, – вдруг сообразил он. – Разве что без опасений за выезд и с увеличенными командировочными». Тысячу «зеленых» ему отсчитали прямо на теплоходе.
Автобус задрожал от включенного двигателя, зашипел воздух в надголовных вентиляторах, зажурчала речь занявшей свое место женщины-гида. Но Ефим этого не слышал. Упершись лбом в стекло, он, как на машине времени, переместился на десять лет назад.
Вот магазин, где продавались спортивные английские «лотусы». Здесь и сейчас автошоп, только в окнах-витринах – «ауди»-«тэтэшки» и маленькие «бимеры» Z-серии. Дальше длинная улица с кирпичными стенами без окон – пакгаузы. Потом пустырь с грязными, запыленными кустами. Здесь они с Ильей, с трудом доперев пешкарем из центра города, писали. С ударением на первом слоге. Потому что собственными руками отдать в платном сортире за отправление малой естественной потребности четверть месячной зарплаты – это было уже слишком. Лучше ждать, пока само рассосется. Или, если невмоготу, пробежать четыре километра от города до вот этого пустыря.
А напротив пустыря – парк. Здесь, во-он на той скамейке, началось знаменитое предотходное гулянье хирурга и журналиста.
Нет, на самом деле началось оно раньше, когда умудренный опытом Илюшка позвонил и спросил:
– Старик, а как у тебя с баксами?
– У меня с баксами порядок, – честно ответил Ефим. – Не беспокоят.
– Я так и думал! – заржал доктор. – Значит, слушай сюда. Мы покупаем две бутылки водки и бутылку коньяка здесь, а продаем их там.
– Зачем? – не понял «невыездной» Береславский.
– А затем, неопытный ты наш, что здесь ты берешь бутылку за шесть рублей, пусть даже в очереди…
– Без очереди, у меня знакомый есть, – азартно перебил его почуявший вкус наживы журналист. – А сколько она там стоит?
– Десять долларов! – победно воскликнул хирург.
– Десять
