– в натуре гады: на наши деньги работают и над нами же потом смеются! Ефим Аркадьевич Береславский – еще не из худших рекламных гадов, веселый и не слишком жадный. И потом, он симпатизирует Агурееву, что также нас сближает. Коля, кстати, тоже говорит про Береславского только хорошее. А здесь, на корабле, они вообще скорешились.
– Так что образовывай своего босса, Дашенька, – словно услышав мои мысли, подытожил Ефим. – Бери процесс в свои руки.
И тут случился конфуз. Я приняла сказанное слишком близко к сердцу и разревелась. Дальше – хуже: доложила языкастому рекламисту про свою безответную любовь. Даже про свое сидение в девках сказала, так вдруг захотелось хоть кому-нибудь излить душу.
– Ох как все запущено! – своеобразно пожалел меня Береславский. И дал рецепт выхода из неприятного положения. Проверенный, как он сказал, временем. – Ты либо его соблазни, либо инвертируй ситуацию.
– Как это? – С первым было понятно, хотя и почти безнадежно, а вот с инвертированием ситуации я сразу не разобралась.
– Слышала про переход количества в качество?
– Ну, – неопределенно ответила Даша Лесная. То есть я.
– Если моя любовь к какой-то девушке была безответной, – объяснил он, – меня утешала любовь десяти других.
И тут же спохватился:
– Только, боюсь, для порядочной девушки это не вполне пригодный метод.
– Не вполне, – согласилась я. Но именно в тот момент – разговор был вчера вечером – окончательно решила провести – может, и в самом деле поможет? – свою сегодняшнюю утреннюю акцию с Кефиром. Как выяснилось, не помогло…
Тем временем наш пароход почти вышел из фиордов и волны стали весьма ощутимыми. Даже корабль на них пританцовывал, что уж говорить про вышеупомянутый лоцманский катерок? А между тем лоцман, сделав свое дело, должен был вот-вот нас покинуть.
– Как же он перелезет на такой качке? – усомнилась я.
– Это еще не качка, – успокоил Береславский. – Вот когда ужин наружу запросится – это будет качка.
И действительно, лоцман – здоровый мужик лет тридцати пяти – ловко спрыгнул с последней ступеньки трапа прямо на ходящую ходуном палубу катерка. Но операция пересадки на этом не закончилась: на катере стояла еще одна фигура, явно желающая поймать момент, когда катерок поднимется, а трап – опустится, чтобы перескочить на наш корабль.
– Может, кто из наших туристов отстал? – предположил Ефим.
Но я уже знала, что это не отставший турист. Прожекторный луч скользнул по стройной фигурке и вспыхнул пламенем на копне рыжих волос, открытой соскочившим капюшоном.
– Вот гадина, – подумала я. – Даже сюда прилетела.
Оказалось – не подумала, а сказала.
– Почему – гадина? – не понял мой собеседник. – И почему – прилетела? Она же на катере!
– Потому что ведьмы должны летать, а не плавать, – объяснила я. – Это Ева, жена Агуреева.
