абсолютно трезвого Кефира выполнять свое главное предназначение в этом круизе. Конечно, если бы не Ванечка, видала бы я этого сердцееда в… Не скажу где, потому что – грех. Но мне так хочется хоть кого-то любить небезответно – я Ванечку имею в виду, а не Кефира, – что я была морально готова на этот неотъемлемый в процессе производства ребенка этап. И бычок, которого я вела на веревочке, был для указанной цели ничем не хуже других. Даже лучше: в море ему деться некуда, и его легче контролировать – я вовсе не хочу, чтобы мой сыночек стал жертвой «пьяного зачатия».
Вот тут-то мой кумир меня и приметил: бросил укоряющий взгляд, когда мы, направляясь к моей каюте, проходили мимо. Типа – с кем же ты, девушка, гуляешь?
Посмотрел бы на себя рядом со своей востроносой княжной!
Но настроение мне испортил окончательно: я и так не горела желанием заниматься любовью с Кефиром.
Уже в коридоре – еще дверь не открыли – Кефира обуяла страсть. Сначала я, как могла, отбивалась – одна моя рука была занята ключом. У него же, казалось, наоборот, отросли еще три-четыре наглые конечности. В итоге плюнула и перестала отбиваться: в конце концов, я четко помнила, зачем его сюда притащила. Кроме того, умные книжки обещали в ходе процесса море наслаждения.
В каюте, закрыв ногой дверь, Кефир попытался овладеть мной одномоментно, прямо на пути от коридорчика до койки. Но я уже была в форме и пинками затолкала его в душ. Он орал оттуда, что сгорает от любви. Я же объяснила ему, что свое он получит только после помывки. Эта сцена некстати напомнила мне младший отряд пионерского лагеря: вожатые пропускали нас в столовку, лишь тщательно осмотрев и обнюхав – пахнут ли мылом? – наши ладошки.
Обнюхивать Кефира – меня аж замутило от подобной перспективы – в мои планы не входило, поэтому я решила, что мыться моему временному возлюбленному придется долго, минут семь – десять, никак не меньше: Ванечка должен быть свеженьким и чистеньким. Кстати, про Ванечку я своему любезному другу еще ничего не говорила, чтоб не пугать раньше времени. Если заартачится – напишу расписку, что претензий не имею и от алиментов заранее отказываюсь. Но, думаю, не заартачится: голова у него всегда соображала медленнее остального тела.
Кефир в моем душе, видимо, смирился и даже, под шелест струй, запел – голос у него был такой же фальшивый, как и мозги. А я, вздохнув, начала раздеваться. Сняла туфли, потом расстегнула и стащила через голову платье. Потом подошла к большому зеркалу на шкафчике и быстро сняла купальник. Осмотрела себя спереди и даже – максимально изогнув шею – сзади. На мой взгляд, все было очень достойно. Мелкой меня, конечно, не назовешь, но все, где надо, – подтянуто, и где надо, – округлено.
Я потрогала свою грудь, уж точно не нуждающуюся в силиконе, погладила гладкую кожу на животе. Посмотрела на свои – безо всякого целлюлита! – бедра. И стало мне так обидно, что хоть отказывайся от мероприятия! Прийти бы в таком виде к Агурееву. И сказать: «Любимый, я твоя. Делай со мной что хочешь!»
…А он заржет в ответ и скажет: «Дашка, по-моему, ты утром забыла одеться. А
