ты меня напугал!
Чувствуя неловкость за то, что меня поймали с поличным, я судорожно пыталась придумать забавную отговорку, которая хоть как-то объясняла бы мое поведение.
– Ага, к нам тут поступали жалобы на жульничество, поэтому теннисная полиция отправила меня на разведку, – пошутила я.
– Теннисная полиция? – иронично проговорил он. Кажется, это его немало позабавило. Жаль, что я не смогла придумать ничего более остроумного. – Там и смотреть-то не на что. Поверь мне. Они уже слишком «хороши», чтобы следить за счетом, куда уж там играть нормально. К тому же после вчерашней вечеринки все какие-то разбитые.
– Да, это было довольно лихо. – Я вспомнила, как отплясывала на вечеринке. Когда мой седовласый тангеро наклонил меня так сильно, что моя голова едва не коснулась пола, я заметила, что Фрэнни озабоченно наблюдает за мной из угла столовой.
Фрэнни взглянул вверх на бесконечное светло-голубое небо.
– Не очень-то сегодня пляжный день, – сказал он.
– Я люблю бывать на море в такие дни.
– Я тоже. Составить тебе компанию?
И он предложил мне оставить велосипед на обочине дороги, чтобы мы могли пройтись пешком вместе. После пары минут взаимного молчания я спросила Фрэнни, почему он решил стать художником. Кажется, он был немало удивлен этим вопросом.
– Я всегда им был, это моя суть.
Так я узнала, что он учился в художественном колледже в Чикаго, но при этом терпеть его не мог, потому что «там была одна теория и никакого веселья».
– Правда? Очень похоже на некоторые пары по литературе в Брауне, – сказала я. – Текст, подтекст, теория литературы, мы как будто не книги читаем, а лягушек препарируем.
– И, заметь, все умом, а не сердцем!
– Именно, – сказала я. – После этого я стала, кажется, еще неувереннее в себе. И стала относиться к себе строже, чем раньше.
– Вот потому я и ушел из художественного колледжа, – сказал Фрэнни.
– Просто взял и ушел?
– Ага. Это было для меня очень легко, потому что было идеальным решением.
Мне никогда не приходило в голову, что проблема могла быть в моем университете, а не во мне.
Последние несколько лет Фрэнни провел в Нью-Орлеане и Санта-Фе, работая в ресторанах и барах, так что ему хватало времени рисовать и фотографировать. А на лето он вернулся на восток Америки, чтобы понять, что делать дальше.
– Наверное, двину в Мэн, – сказал он, пока мы шли мимо болота, где росла клюква, по тропинке, ведущей к молодежному общежитию. Отсюда виднелись песчаные дюны у моря, открытое ветру пространство, особенно прекрасное тем, что там совсем не было людей.
Фрэнни остановился на верхней точке утеса, не дойдя до общежития – представительного белого здания, в котором одно время располагался пост береговой охраны. Он рассказал мне о том, что мечтает расписать всю стену этого здания,
