не красилась, носила короткую стрижку, читала Умберто Эко и Гоголя. Она смеялась над собой и говорила:
– Я посредственность!
– Ты так говоришь, чтобы выделиться, – улыбалась Маша.
– Так и есть, – признавала она с глубокой долей странной самоиронии.
«Мне душно. Мне надоело притворяться. Каждая ваша фраза известна мне заранее. Я живу в мире часовых механизмов. Сейчас ты скажешь, что я…»
– Выпендрёжница, – легкомысленно смеётся Маша.
«И я хочу убить тебя», – дополняла Саша, а сама смеялась так, словно они были закадычными подругами и прекрасно друг друга понимали.
– А зачем ты это делаешь? – спрашивала её мама. – Понять не могу. Для чего это странное хобби?
Слово «хобби» было для Саши обидным, но она никогда не говорила этого. Для неё это – работа, смысл её существования, то, что делало её счастливой. Но она сама не могла ответить на заданный ей вопрос. Это прозвучало бы, как признание в сумасшествии.
– Просто мне интересны люди, – пожимала плечами Саша.
Она лгала. Люди ей были неинтересны совершенно.
Саша сунула телефон в карман и спортивной походкой быстро зашагала к дому. В ту секунду ей снова показалось, что кто-то смотрит на нее слишком пристально. Ощущение было сильным, как тычок пальцем.
«Паранойя», – раздражённо подумала Саша.
– Сегодня у Аськи день рождения, мне придется поехать в клуб, – она вошла на кухню и взяла из вазы яблоко.
Мать посмотрела на нее и слабо усмехнулась:
– Там кто-то умрёт?
– Нет, – ответ от Саши прозвучал с сомнением.
– А звучит именно так!
– Не хочу никуда идти…
– И в кого ты только такая? – с печальной улыбкой спросила ее мама. – Мы с папой в твои годы обожали вечеринки. Да и братья твои дома только ночуют. Иногда.
– Но я хорошо учусь…
– Вечеринки не всегда отвлекают от учебы, если грамотно планировать день, – парировала мама. – Не забудь взять с собой таблетки и будь на связи. Кстати, я могу сыграть роль злобной грымзы и сказать твоим подругам, что сегодня ты мне нужна дома.
– Мне уже почти восемнадцать. К тому же, мы это в прошлый раз использовали, – сказала Саша. – А тебя и правда так расстраивает то, что я не люблю веселиться? – она подняла брови и посмотрела на маму обеспокоенно.
– Нет, конечно, – улыбнулась та. – Это же твоё право – развлекаться, как тебе хочется. Жаль только, что с фобией твоей всё так сложно.
– Мне тоже.
– Ну, не делай такое лицо. Ты же не виновата, – мама вытерла руки о полотенце. До сего момента она ловко мяла эластичный, большой кусок белого теста, от которого исходил теплый, сладкий запах.
– Кто знает. Я же не помню, – пробормотала Саша, рассматривая свои руки.
– Знаешь,
