накидки на место. Варвары получат свое, ты – тоже. Вернемся к осени с прибылью.
Германик хотел возразить, но его внимание привлек оклик с пристани:
– Герой и друг императора! Иосаф приветствует тебя!
Трибун подошел к борту. Друг-соперник Иосаф, комит охраны императора собственной персоной пожаловал в порт. С ним – двое. Германик, забыв о контрабанде, мигом перемахнул через борт, с легкостью преодолев три с половиной шага мутной зеленой воды, плескавшейся между бортом и пристанью.
Иосаф, одобрительно кивнув, представил своих людей:
– Калеб. Лучник из страны эфиопов. Греческим не владеет, понимает разве что десяток воинских команд. Но ты видишь его лук. Тирас, фракиец. Серпоносец. Ну, с ним ты знаком.
Выжженное солнцем лицо Калеба, коренастого эфиопского наемника, было темнее ночи. Обнаженная правая рука, черная, неестественно большая, как будто сама по себе высовывалась из серой туники. На большом пальце правой руки Калебы сидел грубый конусообразный перстень из железа. Страшный стрелок глядел угрюмо, исподлобья. По всему было видно, что идея сменить твердую сушу на предательски качающуюся корабельную палубу его явно не привлекала. Впрочем, кто его спрашивает?!
Напротив, фракиец, с вырезанным, как из коричневого дуба, лицом, широко улыбался (если дуб может улыбаться) и трибуна приветствовал искренне, чуть ли не фамильярно. В белой рубахе и коричневых штанах, он запросто поигрывал серпом, будто палочкой пастуха в руках:
– Командир, помнишь меня?!
Трибун Галльского легиона облегченно выдохнул:
– Это – солдаты!
Иосаф радостно осклабился:
– Даю тебе – лучших бойцов. Оцени, трибун.
Константин Германик осторожно тронул огромный лук за спиной эфиопа. Показал на его большой палец с перстнем:
– Этим тянешь?
Тот, поняв вопрос, мигом согнул лук, набросил петлю на железный крючок, крепко примотанный жилами к дереву. Охрана префекта потянулась к мечам. Пехота ненавидела стрелков из лука. Всегда. И отцы ненавидели, и деды. Про́клятое племя – стрелки из лука!
Эфиоп секунду выждал и только после едва заметного кивка Константина легко растянул страшное оружие, послав стрелу в деревянный столб-причал судна, стоявшего в полутораста шагах. Та впилась в дерево, лишь оперенье грязно-серое задергалось на ветру.
Константин Германик только присвистнул.
– Митра тебе в помощь! – бросил эфиопу.
Тот угрюмо кивнул и, легко согнув лук, аккуратно снял тетиву с крючка.
– Ну а с тобой, солдат, я уж точно знаком, – Германик обратился к фракийцу.
Знающий себе цену ветеран сдержанно кивнул:
– Трибун. Я видел, как ты вел в бой алу аланов на согдийцев, вооруженных железными булавами. Помню, как мы уходили от проклятого Евфрата, когда лекари достали стрелу из твоего бедра.
Константин Германик
