у тебя… уже на крючке! – азартно прошептала Клавдия.
Следующей выпала шестёрка черв, и тут Томасин сама предположила:
– Сердце – это ведь любовь?
– Верно. Но ещё очень мало любви. Если бы туз…
Последней оказалась дама пик.
– Соперница, да?
«Как легко быть гадалкой! Клиент сам говорит нужные слова!»
– Точно. Соперница.
– Как же быть?! Мой Пьер к ней сбежит! – Тома не на шутку встревожилась.
– Конечно сбежит, – задумчиво проговорила Клавдия, снова тасуя колоду, – но знаешь, в высшем обществе почти каждая владеет той или иной магией. Иным образом удачно выйти замуж сложно. Могу научить кое-чему.
Гадание вселило в Тому веру, и она подсела ближе, готовая внимать. Графиня хотела отшатнуться и чуть не свалилась вместе со стулом назад.
– Твой случай сложный, но приворожить вельможу куда труднее, чем простака. Твой Пьер ведь…
– Торгует рыбой.
– А столько суеты, будто он герцог! Так-так. Слушай. На рынке ведь ещё не все разошлись?..
Тома вернулась через полчаса, купив всё по списку.
– Вот! – она выложила на стол из корзины горшочек с поташным мылом и лыковое мочало. – А что вы сделали с моим выходным платьем?!
Обиженно свесив завязки, сырое платье уже сушилось на верёвке и чуть колебалось от горячего воздуха, вздымавшегося над печью.
– Клеманс его любезно постирала.
– А оно не выцвело?
– Оно всё было в пятнах. Особенно сзади. Всё в порядке, цвет остался таким же мерзким.
Клавдия распечатала мыло и сунула нос в горшочек, о чём мгновенно пожалела. Коричневая гуща пахла гарью, щёлоком и сыростью, но едкий застарелый пот всё равно смердел куда хуже.
– Ты не торговалась, надеюсь?
– Нет.
– Отлично. Теперь нужно нагреть воды и раздобыть корыто.
Священнодействие было в самом разгаре, когда в будуар вошёл мейстер. Узрев Тому обнажённой, он отпрянул, споткнулся в коридоре и воскликнул, едва удержавшись на ногах: «Господи, помоги!».
– Вот видишь! Даже старик – и тот воспылал, а ведь я ещё не добралась до твоего лица! – сказала Клавдия, не переставая орудовать мочалкой.
Когда с мытьём было покончено, графиня принялась за урок хороших манер. Она дефилировала из угла в угол, прихрамывая на больных ногах, но для начала годилось и такое. Томасин покорно ковыляла следом.
– Ты идёшь так, словно тебя тянут вверх за ниточку. Плавно, величаво. Улыба-а-а-айся! Улыбайся так, будто тебе очень легко жить и все вокруг – прекрасные люди. И говори с ними так же. Рано или поздно вокруг тебя всё покорится, всё станет послушным, очарованным. Всё и все. В крайнем случае, мы слепим из воска куколку и всласть истыкаем её булавками, тогда этот Пьер умрёт ничтожным девственником.
– Если он клюнет, то я ему бесплатно сбагрю и тебя в придачу, будете вместе ему полы протаптывать, – проворчала Клеманс, которой
