домами кружила большая стая ворон, то и дело с карканьем облепляя какое-нибудь дерево, точно в предвкушении обильной падали на городских улицах. Время от времени начинал дуть ветер, поднимая в воздух облачка пыли и мелкого бумажно-целлофанового мусора. Он то порывисто вертел эти облачка между фонарными столбами, деревьями, пешеходами и автомобилями, то гнал их вдоль улицы, а то вдруг стихал как ни в чём не бывало, уступая место кратковременной атмосферной апатии и воронам.
Между тем клонившееся к закату солнце, частично проглядывая из-за туч, недвусмысленно обозначало своё намерение окончательно спрятаться за крышами, дабы не делиться драгоценным теплом с бесполезным и расточительным пространством. Хотя до наступления ночи было не то чтобы рукой подать, а всё же этот неминуемый факт не мог не внушать беспокойства. Ибо конечной точки своего маршрута гражданин Бесфамильный не представлял, и тем более не мог ведать, где ему выпадет случай устроиться на ночлег. При таком обстоянии дел была не исключена возможность, что он выбьется из сил и, застигнутый темнотой, погрузится во всеискупляющее забвение где попало. Однако упрямство продолжало толкать его вперёд.
«Я не мыльный пузырь, чтобы лопнуть и разлететься брызгами из-за казуальных дорожных трудностей, – воспалённо мыслилось бывшему командировочному. – Вероятно, надо что-то делать без промедления, и тогда всё изменится, а я ничего не делаю, поскольку надеюсь дозреть до решительных действий, вот какая незадача, этак-то можно по случайности и жизни лишиться, не зная за что и почему, и в какую вообще сторону желательно дозревать. Но с какой стати на меня должна влиять извращённая коловерть посторонних факторов? По какому праву? Нет, я не настолько малосостоятелен, чтобы после нескольких тумаков поддаться регрессивным тенденциям! Моё устройство намного прочнее, чем это может показаться со стороны, и самолюбия у меня никто не отнимет! И свободы воли – тоже! Лишь тот свободен, кто умеет владеть собой в любых ситуациях. Значит, я должен овладеть, несмотря на сложившееся положение, а там уж будет видно, что и как обернётся. Пусть я не могу моментально пересоздаться, изогнувшись кольцом наподобие змея-уробороса, зато какой-никакой правомерностью обладаю, на этом и буду основываться. Мало ли неприятностей приключается вокруг, знать ничего не знаю и знать не хочу».
Его обокрали и опозорили, да ещё фактически оставили без приюта. Не существует в мире идиота, которому подобное могло бы представиться в сколько-нибудь удовлетворительном ракурсе. На дурака чести не напасёшься, понятное дело, однако даже в фигуральном наклонении считать себя подпадающим под скудоумную планку Бесфамильный согласился бы разве только под страхом смерти… Впрочем, обокрали – неточное выражение: его ограбили самым беззастенчивым образом, и ничего больше у него не имелось в наличии, кроме незнакомого города и безостановочного движения в неопределённом направлении, и попыток притормозить самоиндукцию – примерно в таких выражениях:
«Мир
