которого она использовала в качестве табуретки. – И помедленней, я не успеваю.
Он действительно не успевал перекладывать сметенные с прилавка монеты через дырку в стене будки в котомку Сиогена. Слух о большой игре уже разнесся по всему базару, и будку шорника окружила толпа любопытствующих зевак. Если бы не огромная туша Кровавого Фоба, махинацию с дыркой раскололи бы в два счета. Тролль, четко следуя инструкциям хозяйки, пристроился за спиной философа, перекрыв обзор толпе, и операция отъема у буржуазии нажитых неправедным путем денег началась.
– Пять салтов и пферинг сверху!
– Мелко плаваете, господин Корбак. Пферинг и…
– И?
– И еще пять салтов сверху!
– Эх! Была не была! Пять салтов и еще столько же сверху!
На прилавок плюхнулся золотой кнар.
– Игра пошла серьезная, – обрадовалась Натка. – Будете отвечать, уважаемый?
– Спрашиваешь! – фыркнул Сиоген. – Пять салтов – уравниваю и золотой сверху!
С этого момента серебро перестало котироваться. Игра пошла исключительно на золото. А через полчаса кончилось и оно.
– В кассе лохотрона тысяча кнаров, два салта и два пферинга, – сияющая физиономия Натки лучилась радостной улыбкой. – Будете продолжать, господин Корбак?
Ростовщик похлопал себя по карманам, открыл кошель и понял, что если финансовые активы срочно не пополнить, пятьсот кнаров помахали ему ручкой. Целых пятьсот его личных, кровных золотых кнаров! Ростовщик покрылся холодным потом. Но в кассе лежит целая тысяча! Вряд ли в котомке этого толстяка больше золота, чем в его сундуке!
– Я… я сейчас. Вы только никуда не уходите! – Ростовщик метнулся в дом.
Как выяснилось через два часа, котомка незнакомца оказалась просто безразмерной. Гомон толпы прекрасно заглушал звон пересыпаемых в нее через дырку монет. И операция прошла без сучка без задоринки. Ростовщик еще не раз мотался в дом, пополняя свои финансовые запасы, пока не проиграл все, вплоть до расписок своих должников, и, сообразив, что в одночасье стал банкротом, начал рвать на себе волосы во всех местах, до которых дотягивались руки. А затем произошло событие, которое жители Лусора иначе, как чудом, назвать просто не могли.
– Я не признаю материальные ценности, – перекрывая вопли Корбака, громогласно заявил Сиоген, – они порабощают человека, а человек потом начинает ради них порабощать других людей! Именно поэтому я всегда утверждал, что самое справедливое общество – это первобытное общество, а не империя!
Закончив свою пламенную речь, опальный философ торжественно порвал в клочки все долговые расписки горожан. Пришедшая в неописуемый восторг толпа взревела, подняла на руки Сиогена и отнесла его в ближайший кабак вместе с котомкой, чуть не оторвав при этом руку Темлану, пытавшемуся запихнуть в нее через дырку в будке последние монеты.
– Жаль, что у меня нет при себе дубины, – простонала Натка, – я бы показала этому придурку, как в первобытном обществе относились к материальным
