новым смыслом и содержанием. Ему виделось, что даже земля, небо, окрестные поля и дубравы, его дом – все выросло, стало большим, необъятным и заселилось множеством беспокойных, давно забытых забот, а он сам, ощущавший себя прежде одиноким колоском в поле, по мановению случая очутился в окружении новых надежд и ожиданий. Кануло в Лету одиночество, но вместе с ним разбилось стекло и их спокойного привычного мира.
– Да ж, воистину случай порой вершит дела. Вот и случилось!.. – Граф, весь волнение, подбросил липовых поленьев в зачахший было огонь камина, торопливо сел в кресло, вытянув к очагу ноги.
Теперь все было ясно, как Божий день. Не пускаясь в объяснения с Лебедевым, он знал для себя все ответы.
– Ну как же, Михаил Павлович! Вот и случилось… – путаясь в чувствах, повторил старик. – Долг платежом красен.
В памяти сами собой выткались картины многолетней давности. Вернее, того страшного кровавого февраля, когда к завьюженному дому, скрипя снегом, подъехала блестящая конногвардейская свита Великого князя Михаила.
Сосредоточенный, с непокрытой головой, с глубокой печалью на лице, он без лишних на то слов обнял растерянно глядевшего на него графа и крепко прижал к груди:
– Крепитесь, Петр Артемьевич, крепитесь, голубчик. Вы по праву можете гордиться… – голос Великого князя осекся, стал низким и хриплым, – ваш сын герой… и геройски пал на поле брани… Более того, я обязан ему жизнью.
Холодов побледнел как полотно. Судорожно схватил руку князя и, задыхаясь, насилу выдавил:
– Убит… уб-бит..?
Строгое лицо его жалко, по-ребячьи сморщилось и сразу залилось слезами. Не смея молвить и слова, старик молчал и лишь умоляюще, сквозь дрожащую вуаль слез, смотрел на командующего гвардейским корпусом, точно надеясь вымолить еще хоть какую-то другую правду.
Его высочество сглотнул вставший в горле ком. Зная не понаслышке кровь, пот и горечь войны, ужас сабельных сшибок, он с трудом мог смотреть в покрасневшие от горя страдающие глаза отца.
– Христос с вами, голубчик. Держитесь, граф. В Гроховской мясорубке… у нас убито свыше полутора тысяч душ.
– Да… да… понимаю. – Холодов смотрел куда-то вниз и как будто ничего не слышал. И, продолжая держать князя за рукав, словно выронил: – Об одном прошу вас, Ваше Высочество… Ничего, ничего, ради Бога, не говорите жене.
В это время на пороге гостиной, куда дворецким были препровождены господа, появилась Татьяна Федоровна. Мелко шагая через зал навстречу нежданным гостям, она странно улыбалась, не зная от волнения и дурного материнского предчувствия, куда деть свои руки. Когда формальности этикета были соблюдены и офицеры расположились за обеденным столом, тягостную тишину зависшей паузы нарушил сам хозяин:
– Ma chera. – Петр Артемьевич, придерживаясь за край стола, поднялся. Сдержанно подошел к жене, стал напротив, в загодя приготовленной
