я останусь без денег.
– Экий ты оптимист, – саркастично проговорил Эдисон.
– Нет, я стараюсь быть реалистом. Когда долго ждешь смерти, реализма с каждым днем прибавляется, – Холидей оглянулся на дверь. – Думаю, мне пора. Никто не вспомнит чахоточного стрелка, так что мне надо впечатлить прославленного мистера Уайльда – пускай впишет меня в книгу или пьесу.
Помолчав, он улыбнулся.
– Зайду к Кейт и заберу сбережения – ими-то и впечатлю британца.
– Сначала давай определимся насчет цели твоего визита, – остановил его Эдисон. – Ты пришел только с тем, чтобы сказать: Джеронимо знает о моем приезде в Лидвилл… или, если точнее, ты думаешь, что знает?
– Верно, – ответил Холидей. – А еще угоститься выпивкой, если ты не забыл правила гостеприимства.
Хохотнув, Эдисон достал из ящика стола бутылку виски, которую Холидей тут же выхватил у него из рук.
– Зачем стакан марать? – он приложился к горлышку, потом еще раз и, закупорив бутылку, отдал ее Эдисону. – Неду привет.
– Ты, может, еще встретишь его сегодня, – ответил Эдисон. – Он чинит одного из роботов Кейт. Закончит с ним – точнее с ней – около полуночи.
– Отличная у него работа – испытывать металлических шлюх, – заметил Холидей.
– Ты же знаешь, сам он их не испытывает.
– Ему же хуже, – ответил Холидей. – Как бы там ни было, я все равно его не увижу. Заберу деньги – и сразу в «Монарх», где проторчу до рассвета.
Дантист вышел за дверь, которая автоматически закрылась за ним, и направился к заведению Кейт Элдер. Пес поднялся с земли и поплелся следом.
– Ты точно не от Джеронимо? – спросил у собаки Холидей.
Собака ничего не сказала, и он удивился даже больше, чем удивился бы, ответь она утвердительно. Холидей прошел два квартала, остановившись по пути три раза – чтобы перевести дыхание и заодно покрыть крепким словцом разреженный воздух.
Наконец, он добрался до двухэтажного каркасного дома, одного из немногих сооружений, чьи владельцы отказались от вездесущей бантлайновской облицовки, и взошел по трем ступенькам на широкую веранду. В салоне четыре полураздетые девицы и два робота беседовали с тремя клиентами из числа горожан. Девушки – обманчиво юной наружности – улыбнулись Холидею и кивнули ему, а роботы – наружности преувеличенно женской – даже не обратили на него внимания, продолжая запрограммированный флирт с клиентами. Миновав гостиную, Холидей прошел по длинному коридору и открыл дверь в кабинет.
Кейт – пышногрудая женщина слегка за тридцать, с крупным носом, что обеспечил ей прозвище Большеносая Кейт, – сидела за столом. Ее голову нимбом обрамляла картина объятой страстью Леды и не менее распаленного лебедя[1].
– Рановато ты, – сухо заметила хозяйка борделя. – Что, перестрелял всех клиентов? Или салун сгорел дотла?
– Мечтай, мечтай, –
Леда, совокупляющаяся с принявшим облик лебедя Зевсом – популярный в изобразительном искусстве (и литературе) эротический сюжет.
