а потом поспешили во двор, чтобы помочь Гарфорту с лошадьми.
– Оставайтесь на ночь, миледи, – решительно заявила миссис Акентвейт, – уже поздно.
– Дорогу от самого Харрогита развезло из-за дождя. Мы подобрали его по пути. Представляете, он лежал прямо на обочине! – В голосе Розамунды послышалось неприкрытое удивление. – Надо снять с него мокрую одежду.
– Разумеется, – согласилась женщина, закатывая рукава. – Пойдем, Милли.
Тучная Милли, до сих пор расслабленно сидевшая в кресле, теперь встрепенулась.
– Отдыхай, Милли, – бросила Розамунда, – я помогу сама. – Миссис Акентвейт посмотрела на нее, осуждающе сдвинув брови, – то ли потому, что та баловала служанку, то ли потому, что собралась иметь дело с голым мужчиной, и Розамунда сочла нужным добавить:
– Я замужняя женщина, миссис Акентвейт. – На самом деле за восемь лет супружеской жизни Розамунда ни разу не видела мужского тела. – И потом, разве у вас нет служанки? Ведь ваши дочери обзавелись семьями.
– Джесси ложится спать на закате, миледи. Я настаиваю на этом, потому что вставать ей приходится тоже вместе с солнцем. Мы и сами уже отходили ко сну. – Судя по всему, она намекала на то, что добропорядочные люди не шастают по дорогам после захода солнца.
Розамунда пропустила мимо ушей резкую отповедь экономки, ибо та в общем-то бранилась беззлобно, и сняла перчатки, шляпку и плащ. Потом после некоторого раздумья стянула с головы кружевной чепец с оборками, закрывавший ее щеки. Здесь не было посторонних, и все же она провела пальцем по своему самому большому шраму у правого глаза. Что, если незнакомец придет в сознание и увидит, как она склонилась над ним?
Слегка поежившись, она опустилась на колени и помогла экономке развернуть одеяла. Миссис Акентвейт приподняла мужчину за плечи, а Розамунда стала стягивать с него мокрую одежду – сюртук, жилет, галстук и рубашку.
Она разгорячилась и запыхалась от усилий, а он по-прежнему лежал без движения. Вместе с миссис Акентвейт девушка энергично растерла его грубым полотенцем и обрадовалась, когда он задрожал. Зубы его выстукивали дикую дробь.
– Уже лучше, правда? – спросила она экономку.
– Да, и все-таки надо его как следует согреть. Я принесу сухие одеяла и кирпичи, обернутые в тряпку.
Едва женщины укутали его грудь, как он перестал стучать зубами. Розамунда тотчас взяла полотенце и высушила его каштановые волосы. Потом они продолжили раздевание.
Ужасно трудно было снять с него сапоги. Розамунда боялась, что они вывихнут или даже сломают ему ноги, однако все обошлось. Теперь он лежал перед ними абсолютно нагой, и Розамунда невольно скосила глаза на его причинное место.
Мужское естество, которое всегда представлялось ей орудием пытки, сейчас пребывало в спокойном состоянии и не тревожило ее.
Девушка поспешно отвела глаза, надеясь, что миссис Акентвейт припишет ее румянец физическим усилиям, и принялась рьяно растирать мужчину, вернее, его ступни и икры. Созерцание его хорошо
