желание по ее едва прикрытому телу, бархат голоса…
«Черт возьми, это – твой будущий свекор, прекрати немедленно», – злилась Мила, не в силах справиться с разыгравшимся воображением.
Она выключила воду, тщательно вытерлась и, накинув халат, вышла в комнату.
Головная боль была лишь предлогом, чтобы остаться одной. Мила с трудом переносила шумные компании и бестолковые разговоры. Ее внутренний демон требовал тишины и уединения. Она постаралась заглушить его голос чтением, однако книга скоро ей наскучила. Мила не долго сопротивлялась наваждению и, выскользнув в полутемный коридор, направилась в сторону кухни. В доме было тихо. Только тиканье часов и завывания ветра за окном, похожее на зловещий шепот, приобретали в этой сонной тишине пугающую отчетливость. Почти детский страх подгонял ее в спину, отдавался в груди тугими рваными толчками.
Невзирая на снедающий ее охотничий запал, вернулась она ни с чем, не считая стакана воды. Мила уже успела нафантазировать себе пугающе отчетливые картины их новой встречи с хозяином дома и сейчас чувствовала себя обманутой.
Она поставила свой трофей на прикроватную тумбочку и легла поверх одеяла. Было сложно не думать о том, что месье Бушеми проигнорировал свою жажду и решил воздержаться от посещения кухни. А может быть, она ошиблась и никакой жажды просто нет? Но Милен давно играла в эти игры, ей было достаточно нескольких минут, чтобы по едва заметным признакам понять, кто перед ней. Подруги подчас недоумевали над тем, как она выбирала себе мужчин. Эти глупышки не могли сообразить, что ни цвет глаз или волос, ни возраст, ни даже, чего греха таить, пол не являлись для нее основным критерием выбора жертвы. Единственно значимым для нее всегда была сила. Чем сложнее сломать – тем больше удовольствия от процесса.
Конечно, она никому не рассказывала причину, по которой изо дня в день ее мучила эта неизбывная жажда. Чем больше сердец поглощал ее ненасытный демон, тем сильнее и опаснее становился.
Первой ее жертвой стал отец. Порой она даже себе не могла ответить на вопрос: чего же в ней было больше – любви к нему или ненависти.
Она всегда была избалована его вниманием – любимая дочка. Но со временем то доверие, то душевное единение, что сложилось между ними, стало вырождаться во что-то иное. Его внимание перестало быть отеческим. Она заметила это лет в тринадцать, когда вопросы пола встают особенно остро и болезненно, пока природа пытается превратить неуклюжее тело куколки в прекрасную бабочку. Сначала это были просто прикосновения, поцелуи в губы на ночь – она все списывала на свое слишком буйное воображение. Это сейчас она знает, какую роль в этой вечной игре имеют прикосновения, взгляды, полутона голоса. Лишь повзрослев, Мила поняла, что так смущало ее в незатейливых проявлениях отеческой любви – запах его желания. Его нельзя скрыть, он обволакивает, заполняет, окрашивает каждый жест, каждый взгляд в совершенно особые тона. Он пропитывал их отношения, вызывая в ней отторжение и какое-то странное
